Александр Томин - Тихая охота

и ладно, много ли мне надо.

– А дрова то кто колет?

– Сама справляюсь, – махнула Ядвига Гвидоновна рукой с вытянутыми, темными какими-то ногтями. – Ты про себя расскажи – чем живёшь, как живёшь. В Бога веруешь?

– Да нет, как-то привык я больше на себя рассчитывать. А занимаюсь чем – торгую помаленьку тем да этим

– Купец, значит?

– Ну да, можно и так назвать. Вот, кстати, не желаете продать свой участок? В город переехать, в благоустроенную квартиру с телевизором и телефоном. У вас ведь и телефона нет? Как же вы новости большого мира узнаете?

– Слухами, милок, земля полнится. Ты хочешь сказать, что можешь меня в город переселить? По доброте душевной?

– Ну, обычный процент возьму. А документы имеются у вас? Свидетельство о собственности на землю и постройки?

Филипп Денисович подлил в стаканы алкоголя, приготовился привычно обрабатывать приютившую его старушку, как делал это не единожды, но снова вздрогнул, когда тихую атмосферу деловых переговоров пронзило пронзительное басовитое мяуканье, и черный кот, размером с добрую овчарку, степенно вышел на середину комнаты, воззрился на хозяйку требовательными желтыми глазами.

– Проголодался, – ласково улыбнулась старушка, продемонстрировав на удивление крепкие и целые зубы, – скоро ужинать будем.

– До чего здоровый!

– Откормленный, балую я его. Ты, милок, не желаешь ли в баньке попариться? Как раз перед твоим приходом истопила. Дожжь то надолго зарядил, а до реки, где твой катер, ещё верст пятнадцать шагать. Увлекся грибочками-то! Оно и понятно.

– Увлекся… Пожалуй, действительно, лучше переждать. А к деловым переговорам можно и позже вернуться.

– Иди, турист, прогрей косточки. Одежонку скидывай, я ее просушу. Выйдешь чистый, мяконький, тут и поужинаем.

– Спасибо, Ядвига Гвидоновна. Да, а грибы мои можете взять, использовать, сколько надо.

– Вот спасибо, добрый человек, Найдешь дорогу? Веники еловые замочены, попарься как следует, – старушка сладко улыбнулась, ещё раз продемонстрировав Филиппу Денисовичу впечатляющий набор зубов.

"Интересная всё же старушонка, – размышлял Козырев, вытянувшись на верхней полке парилки, – и земля у нее сама родит, и дрова она колет, как Бельмондо. Фуфлом несёт. Но ничего, и не таких раскручивали. Жалко, у этой бабки внучки нет – потерла бы спинку, хех… И телефона нет, пацаны, небось, волнуются. Хотя вряд ли – есть хозяин, нет его – нажрались и развлекаются, благо завтра выходной. Не унесло бы катер, не хочется здесь робинзонить. А парок то хорош, аж дух захватывает! Молодец, бабка. Каждая косточка прогрелась! Неужели для себя так топит, старая? Или ждёт кого? Не похоже. Домик, конечно, говенный, а сколько земельки за каргой записано? Вдруг тоже несколько гектаров".

Упрятанная за стеклом свеча давала совсем немного света, поэтому сначала Филипп Денисович долго искал, чертыхаясь, свою одежду в предбаннике, пока не вспомнил, что бабка хотела её просушить. И когда она зашла? Не слышал. Завернувшись в сомнительной чистоты простыню, оставленную на лавке, он хотел привычно пригладить кудри, но не обнаружил зеркала. И в доме их не было. Оно и понятно – на себя старухе любоваться, что ли.

Пробежав по мосткам к избе, в очередной раз прокляв не ко времени разразившийся ливень, Филипп Денисович ввалился в жарко натопленную комнату. Старушка уже ожидала его, хозяйничала у стола.

– Промялся в баньке, милок? И отлично! Присаживайся к столу. Ты меня угощал питием своим заморским, давай и я тебя попотчую, – с этими словами она разлила по стаканам какую-то жидкость из плетёной бутыли. Запахло пряным ароматом трав.

На столе стояло огромное глиняное блюдо с обжаренными грибочками, приправленными луком, укропом, ещё какими то травами. Не чинясь, Козырев присел на лавку, чекнулся с гостеприимной старухой, и влил в себя травяную настойку. Мир сразу поменялся. Как будто сдернули мешок с головы, или выкрутили на полную громкость настройку всех пяти чувств. Филипп Денисович обонял сотни запахов, слышал сверчка в углу, мышей в подполе, видел мохнатую паутину на потолке, а синь бабкиных глаз буквально затопила его. Да и вся она как то преобразилась – заострился нос, уши, выперли скулы, явственней стали видны клыки под кожей губ. Вот это пойло! Ядвига Гвидоновна, меж тем, подлила ему ещё, и, повинуясь безмолвному приказу, Козырев опрокинул в себя полный стакан. Кот подошёл к столу, поднялся на задние лапы, и, уставившись требовательно --">