Евгений Владимирович Шищенко - Танцующая с краю (СИ)

изваянием с глазами цвета мёда, он смотрел поверх толпы куда-то в ломаный лабиринт городских крыш и выше, где кружились голуби, - а девушка танцевала, и кот чувствовал, как под нею слегка прогибается пол.

        Только один житель мог бы объяснить смысл этих изменений в цирковой программе. Да, действительно, не всем же в городе быть частными детективами... и те, кто в самом деле ими был, отчаялись распутать дело и вернули аванс... Начинающего юриста, сына председателя городского совета так и не нашли. Двумя днями раньше над городом разразилась гроза. Гигантский облачный пояс приполз с запада, солнце пару раз сверкнуло над ним золотой пряжкой, резвый ветерок поиграл в аллеях - и вслед за затишьем ударил шквал. Потоки уносили сор с брусчатки площадей. Горожане плотно закрыли окна, прячась от молний. Бродячие артисты сидели вокруг очага в дрожащем от порывов шатре - и редкие брызги сверху не мешали трапезе, не прерывали их смех. Никто не видел, как по площади мимо театра, мимо потемневших помостов прошёл человек. По его волосам и плечам струилась вода. Сегодня давняя боль стала слишком сильной - когда он смотрел на сполохи в теле грозы, вдыхал терпкий и холодный воздух, стоя у распахнутых рам. Он не мог больше вынести. Сейчас он, оглянувшись на покосившиеся кое-где от ветра цирковые декорации, шагал вдоль закрытых лавок к реке. Из водосточных труб хлестало вовсю, но он не замечал, что башмаки давно промокли. Никто не видел, как по площади тихо следовала за ним фигурка в сером плаще с островерхим капюшоном.

        Приветствую вас, сказал он. Его лицо было запрокинуто, он ловил ртом летящие капли. У меня нет для тебя плаща, донеслось из-под капюшона. Мне это совсем незачем, сказал он тому, кто только что подошёл к парапету и теперь, прислонившись к сырым камням, смотрел на обезумевшие волны реки. Я надеюсь, ты запомнил свои стихи. Нет, с пренебрежением ответил юноша, я сжёг их, не перечитав. Я надеюсь, что ты запомнил всё, что там было, для меня, говорил голос, который был тише, чем шум воды под решётками сливных канав. Вдвоём они смотрели на реку. Близкий мост реял призраком во мгле ливня, серым сгустком среди серого. Так тяжело больше не любить, шептал юноша, после её смерти прошло уже два года, я не нашёл дороги дальше, и попутчиков не осталось. Ты делал ошибки, доносился ответ, но ты искал. Я не там, где должен быть, отвечал юноша, я по-другому смотрю на вещи, не понимаю, что за огонь в моём сердце. Сейчас я хочу умереть, шептал он и поводил плечами под вымокшей курткой. Давай сыграем в игру, упрямо звенел голос, что ты уже мёртв. Ты в этих волнах, смотри, какой дождь. Я не знаю, кто я такой, сказал юноша ...или, может быть, лишь подумал. К утру запоры на чердаке совсем проржавеют, проникал в его мысли высокий голос. Будем считать, что я убила тебя здесь, на берегу, вот так. Полы плаща встрепенулись, выпустив изящную руку с длинным, срезанным на конце клинком. Юноша вздрогнул, когда сталь коснулась его запястий, лезвие, покрытое извивающимися струйками, поднялось к лицу - и прикосновение показалось лаской. Стерев со щёк дождевую влагу, юноша посмотрел в глаза, что блестели под капюшоном странного собеседника. Гроза кончается, сказал тот, улыбаясь. Возвращайся домой, ищи люк наверх и приходи к чердачному окну, пока ветер ещё свеж. Будто опомнившись, ливень припустил сильней. Юноша стоял, сжимая пальцами гранит. Островерхий силуэт чуть помешкал, скользнул прочь - и скрылся за дождевой занавесью, отпечатав в его памяти лишь мерцание забрызганных лодыжек под плащом.

        Дождь, который кончился за́полночь, чисто вымыл городские улицы. Утреннее небо после грозы было кристально ясным - а следующим утром поднялся туман, поплыли в тумане особняки и доходные дома, ратуша и храм, и ещё одним утром, и ещё... Бродячий театр не преминул разыграть дюжину пьесок про призраки, подглядывающие с крыш, и про романтические ошибки, которые бывают, если в тумане ничего не видать. Неделя, другая - и вот окрестные жители, подустав от шума на площади, наконец-то увидели, как актёры сворачивают цветные холстины, снимают занавес с блёстками и бросают в большой костёр ставшие ненужными декорации из раскрашенного картона.

        Театр уезжал. Позади одного из фургонов сидела танцовщица в зеркальной одежде и била в бубен, на её лбу

--">