Екатерина Александровна Медведева - Стеклянное, оловянное, деревянное

— Прадедушка вернулся? — спросила Ванда. Потому что прадедушка редко бывал дома, он ездил по разным городам и деревням, иногда даже за границей, и привозил удивительные и редкие старинные вещи для продажи.

— Нет ещё, — прабабушка лукаво улыбнулась. — Я обмолвилась при нём, что мёрзну по вечерам. Уверена, он ищет мне в подарок что-нибудь уникальное вроде платка из драконьего пуха.

— Разве такие бывают? — спросил Котик.

— Идите ужинать, — рассмеялась прабабушка. — Я сделала ваши любимые картофельные блины. Они ели втроём в уютной прабабушкиной кухне за круглым столом, покрытым жёлтой скатертью, а тарелки были ярко-синие, и ромашки Ванды стояли в красивой белой вазочке. Прабабушка рассказывала про завтрашний праздник. Торт бабушка испечет просто огромный, он будет пропитан лимонной водкой, начинен орехами, цукатами и кусочками ананаса, а сверху полит шоколадом и посыпан кокосовой стружкой.

Внутри, как всегда на прабабушкин день рожденья, спрячут золотую монетку. Кому она достанется — тот может быть уверен, что сбудется его самое заветное желание. Ванде монетка не попадалась ещё ни разу. Вечером Котик провожал Ванду домой. Над ними зажигались звёзды, веяло запахом роз — вокруг каждого дома в городе был сад с фруктовыми деревьями, лужайкой, беседкой и непременно розами.

— Забыл тебе показать, — сказал вдруг Котик. — Вчера убирался в кладовке у твоей прабабушки, вот смотри, что выпало из старой расходной книги.

— Фотография, — сказала Ванда. — Ой, да это же я… Но с кем это?

Я не знаю у нас в городе девочки с такими длинными волосами… Нет, это не я, у меня нет такого платья… Она перевернула фотографию. На обороте выцветшими фиолетовыми чернилами было написано: «Вирулина и Якобина».

— Тебе знакомы эти имена? — спросил Котик.

— Вирулина — это моя мама, — сказала Ванда. — А второе — нет.

Можно, я возьму эту фотографию?

— Ты знаешь… — Котик помолчал. — Не обижайся, но я хочу оставить её себе. Эта длинноволосая девочка — она такая…сказочная… Когда я смотрю на неё, красивые стихи так и лезут в голову. У меня никогда раньше так хорошо не получалось…

— Ну ладно, — сказала Ванда. — Раз ты влюбился в эту Якобину, пусть остаётся с тобой.

— Сейчас она уже взрослая, как твоя мама, — сказал Котик, вздохнув, — и наверно, она уже совсем изменилась. Но может, у неё есть дочка… Похожая на неё…

— Хочешь, я спрошу у мамы?

— Не надо, что ты, — смутился Котик. — Всё равно она живёт не в нашем городе, а где-то далеко. Пусть остаётся мечтой… Дома Ванду встретил запах сырных булочек и кофе, значит, мама с папой уже пришли с работы и поужинали.

— Неси свои перчатки, мы заворачиваем подарки! — крикнул из гостиной Виктор. — И скорее иди посмотри, я закончил картину!

— Ванда, хочешь есть? Тефтели ещё горячие, — спросила мама, а Вероника вышла в прихожую и прошептала:

— Там пришёл мой жених, пожалуйста, держи рот на замке, никаких высказываний в мой адрес, особенно о моих прошлых женихах и цвете волос. Ванда вздохнула. Такая сестра — всё равно, что никакой. Вот разве поговоришь с ней о чём-нибудь серьёзном? Вероника любит обсуждать только помады, краски для волос и обувь, которая будет модной в этом сезоне. В гостиной шуршала бумага, звенели ложечки в чашках, трещали в камине дрова — мама любит топить камин даже летними вечерами. Она говорит, что в их семье все обожают глядеть на огонь. И это правда, Ванда знает по себе.

— Сегодня к бабушке какой-то жадный тип приходил, — сказала она, запихнув в рот сырную булочку. — Искал серёжки для невесты…

— И что он выбрал? — спросила мама. — Я помню, там есть чудные изумруды.

— Ничего не выбрал, пошёл в ломбард, — сказала Ванда. — Это мой кофе?

— Да, — сказала мама. — Какое совпадение, Альберт как раз сегодня подарил серьги Веронике. Розовый пластик, очень милые. Ванда глянула и чуть не расплескала кофе: на диване рядом с её сестрой сидел тот самый жадина и нервно теребил в руках салфетку.

— Ты принесла перчатки? — спросил папа. — У нас в семье никто не умеет вязать, кроме Ванды, — обратился он к Альберту.

— Я… я тоже не умею, — сказал тот. Виктор хихикнул, но закрыл рот рукой и сделал на лице постное выражение.