Дмитрий Дмитриевич Минаев - Кощей-Безсмертный

Лишь ломаетъ бѣлы-ручки…

Самъ Кощей теперь въ отлучкѣ,

Но вернется ныньче въ ночь…

Ахъ, Иванъ Царевичъ, прочь

Уезжай-ка ты отсюда,

А не то ведь будетъ худо:

Самъ Кощей и лютъ и золъ, —

Кто хоть разъ сюда вошелъ,

Тотъ отсюда не вернется...»

Но Царевичъ лишь смѣется,

И идетъ онъ къ башнѣ той,

Гдѣ въ темнице запертой

Плачетъ бѣдная царица,

Перстень поднялъ и — темница

Отворилась безъ ключа.

Радость встречи горяча

У Царевича съ царицей,

Истомленной, блѣднолицей.

Сынъ царицу утѣшалъ

И избавить обѣщалъ

Отъ волшебныхъ чаръ и власти:

«Минутъ скоро всѣ напасти

И къ царю и въ свой дворецъ

Мы вернемся наконецъ».

Незаметно день проходитъ.

Богатырь по саду бродитъ

И съ царевной говорить:

«Отчего печаленъ видъ

У тебя, краса-дѣвица!.

Горе въ жизни — небылица,

Не всегда бѣда — страшна,

За зимой идетъ весна…»

А красавица сказала:

«За тебя мнѣ грустно стало,

Что отсюда ты нейдешь

И домой Кощея ждешь,

Надь собою бѣды не чуя…

Но, послушай, научу я,

Какъ Кощея провести

И себя и насъ спасти.

Только онъ помчится въ гору,

Обращу тебя въ ту пору

Я въ желѣзную иглу,

И воткну ее въ углу.

Если любишь — не откажешь,

А потомъ „спасибо“ скажешь…»

Отказать не могъ ей онъ, —

И въ иголку обращенъ

Былъ Иванъ-Царевичъ на ночь.

Что не вихорь — ураганычъ

Въ полночь на гору летитъ,

То Кощей домой спѣшитъ,

Пыль до облака вздымаетъ,

И свѣтёлку посѣщаетъ,

Гдѣ царевна у окна

Ночь и день не знаетъ сна.

«Фу! здѣсь пахнетъ русскимъ духомъ!

Прежде русскiй духъ по слухамъ

Былъ извѣстснъ только намъ,

А теперь пришелъ къ намъ самъ!»

Говоритъ Кощей въ свѣтёлкѣ,

Слыша запахъ отъ иголки.

А ему отвѣтъ даетъ

Красна-дѣвица: «Ну, вотъ!

Самъ по Руси ты скитался,

Духу русскаго набрался,

Ну, и чудится кругомъ»

И къ волшебнику потомъ

Начала она ласкаться,

Стала ловко добиваться:

«Объясни мнѣ, не тая,

Въ чемъ таится смерть твоя?»

Хитрость онъ ея замѣтилъ;

И нарочно ей отвѣтилъ:

«Подъ порогомъ, въ голикѣ»,

И тотчасъ въ пуховикѣ

Онъ уснулъ; межъ тѣмъ царевна,

На него взглянувши гнѣвно,

Въ печку бросипа голикъ,

Но — остался живъ старикъ.

Утромъ вновь она ласкалась,

У Кощея добивалась:

«Объясни мнѣ, не тая,

Гдѣ таится смерть твоя?»

Лгать Кощею стало любо:

— «Въ чистомъ полѣ есть три дуба.

Среднiй дубъ съ дупломъ стоитъ,

А въ дуплѣ червякъ лежить,

Раздавить его кто можетъ,

Тотъ и въ гробъ меня уложитъ».

И съ большой горы своей

Улетѣлъ опять Кощей.

— «Ну, Иванъ Царевичъ, смѣло

Принимайся ты за дѣло.

Коль Кощей мнѣ не солгалъ,

Онъ на вѣкъ теперь пропалъ.

Отыщи же червяка мнѣ,

Раздави его на камнѣ,

И вернись скорѣй назадъ».

Дѣлу былъ Царевичъ радъ,

Онъ коня себѣ сѣдлаетъ,

Въ чисто-поле выѣзжаетъ,

И добиться червяка

Хочетъ съ помощью клубка.

Къ тремъ дубамъ клубокъ приводитъ,

Богатырь дупло находитъ,

Червяка въ немъ изловнлъ

И тотчасъ же раздавилъ,

А потомъ поѣхалъ въ гору

И какъ разъ вернулся въ пору:

Лишь успѣлъ опять въ иглу.

Обратиться онъ въ углу,

Какъ Кощей въ свой домъ примчался

И въ свѣтлицѣ показался.

Въ третiй разъ его ласкать

Стала дѣвица опять,

Словно змѣйка увивалась,

У Кощея добивалась:

«Разскажи мнѣ, не тая,

Гдѣ таится смерть твоя?»

Лгать Кощей ужъ не желаетъ,

И по правдѣ отвѣчаетъ:

— «Есть, царевна, океанъ,

Тамъ-то островъ есть Буянь,

На Буянѣ — дубъ маститый,

А подъ дубомъ — ящикъ скрытый,

Заяцъ въ ящикѣ лежитъ,

Въ зайцѣ селезень сокрытъ,

А у селезня яичко,

То яичко — не величко,

Но его кто разобьетъ,

Тотъ и смерть мнѣ принесетъ»

Утромъ снова темной тучей

Улетѣлъ Кощей могучiй.

«Ну, Иванъ, — Царевичъ будь

Ты готовь въ далекiй путь!»

Говорить ему дѣвица:

«Стану я, какъ и царица,

У окна весь день стоять,

И тебя съ яичкомъ ждать.

Привезешь его ты къ мѣсту, —

И во мнѣ найдешь невѣсту,

И съ царицей и со мной

Ты поскачешь въ край родной.»

Въ полѣ пыль столбомъ клубится,

На конѣ царевичъ мчится,