Сергей Васильевич Афоньшин - Солнечное дерево

Всех городецких баб и молодух Демьян такими прялками наградил и дорисовался до того, что краски кончились, а купить не на что и негде.

Тут, как нарочно, весна подкатила с разными праздниками, молодежь на лужок гулять поманило. Матренка Бедина по праздникам в новый сарафан рядилась, и Подожок подолгу на нее заглядывался.

Вот один раз девчонка ему и скажи:

— Чем на мой сарафан заглядываться, нарисовал бы свой такой, мне на поглядок!

— Нарисовать нехитро, да где красок взять! — невесело ответил Демка.

Усмехнулась Матренка:

— Чай, краски раздобыть — не Жар-птицу за хвост ухватить. Добрые молодцы и не то достают!

Посмеялась так да и забыла. А Демьян Подожок надолго задумался, да так с думой в избушку зашел, котомку собрал и к Волге вышел. Лежали там в старину у самой воды четыре серых камня-валуна. Возле них бурлаки да рыбаки любили отдохнуть, уху сварить. Тут и Демка подумать присел. В тот день над рекой весенний ветер гулял, волны на берег легонько накатывались и плескались, чокали: чок, чок, чок! Подожок и задремал, солнышком пригретый. Вдруг с одной волной на берег носатый да всклокоченный старичонка выплеснулся и давай боком да прискоком вокруг камней плясать, припевая: «Чок-чок, старичок Макарычек припасет пареньку подарочек!»

Тут голос басовитый да скрипучий Подожка разбудил, не дал сон доглядеть, старичонку дослушать:

— За дорого ли камни пузом греть подрядился?

Отлетела от парня дремота, как увидал перед собою Федула, мужика бородатого и, как медведь, коренастого, хозяина баржи. И рассказал ему о своей нужде-заботе. Задумался Федул и сказал:

— Ну какой из тебя бурлак-батрак? Прут зеленый! Но ладно, пойдем в бурлаки на мою посудину, свезу тебя на такой базар, где товары разные, — может, и найдешь, что тебе надо.

Хозяин на носу баржи сидел, бороду курчавую пальцами расчесывал, голосом скрипучим на бурлаков покрикивал. Плыла баржа вниз по Волге легко, как лебедь, и пристала к берегу, где всяких судов и суденышек была тьма тьмущая! На берегу крепость-стена, а вокруг кипел базар-ярмарка.

Когда бурлаки баржу товарами нагрузили, Федул их деньгами оделил и на ярмарку гулять отпустил. Вот идет Подожок по торжищу, кругом шумно и пестро, со всего света торгаши съехались, а балаганчиков с красками не видно.

Подался Демка к крепостной стене и слышит — кричат в одном ряду:

— Ай-вай, краски! Краски золотые, серебряные, голубые! Краски чудесные, синие, небесные! Ай-вай, краски, краски!

Подбежал Демьян к балаганчику, видит, купец сидит, лицо смуглое, носище в три вершка и глаза как черносливины. Поклонился парень продавцу и сказал, что ему надо.

— Кажи деньги! — приказал носатый.

Высыпал Демка все деньги, что от Федула получил. Носатый на деньги глянул, удивился и на парня глазищи уставил, разглядывая. Потом из окованного сундука краски достал и Демке помог в мешок сложить. Другой ларец открыл, вынул платок шелковый красоты невиданной и парню на плечо накинул:

— Матаньке за твою простоту!

Подхватил Подожок котомку с покупками, купцу поклонился и на баржу поспешил. В тот же день потянули бурлаки Федулову баржу вверх по Волге и в Городец привели. Простившись с хозяином и товарищами, Демка, как домой ни спешил, сел передохнуть у четырех камней да и свалился от усталости. По Волге опять ветер гулял, воду к берегу гнал, волны плескались и чокали: чок, чок, чок! И опять пригрезилось Подожку, что с одной волной выплеснулся на берег старичонка. Сколь ни старался парень, никак того старика разглядеть не мог, такой он был неясный да всклокоченный. А старичонка боком да с прискоком вокруг камней заплясал, припевая: «Чок, чок, простачок Де-мья-ны-чек! Разрисуй, Подожок, белых семь Матрен добрым людям всем на поглядочек!»

Очнулся Подожок от дремоты и головой потряс:

— Экой сон чудной приснился! «Белых семь Матрен… добрым людям на поглядочек!»

И потопал скорей в Городец, а семь Матрен из головы не выходили. Первым делом к Бединым забежал и заморский узорный платок Матренке подал. Как нарядилась девчонка в свой рукодельный сарафан да платочком дареным головку накрыла, все бабы руками всплеснули:

— Ай Матренка свет Федоровна, куколка писаная!