Туве Марика Янссон - Дитя-невидимка

ощетинившийся осколками. А рядом стояли Ниннины лапки, которые вот-вот должны были исчезнуть.

— Да, да, — сказала мама. — Это та самая банка, которую мы обычно отдаем шмелям. Теперь нам не надо нести ее на луг. Да и бабушка всегда говорила, что выросшее на земле в землю и возвращается.

Ниннины лапки появились вновь, на этот раз вместе с парой тоненьких ножек, над которыми, едва заметный, мелькал коричневый подол платья.

— Я вижу ее ноги! — закричал Муми-тролль.

— Поздравляю, — сказала малышка Мю, глядя на Нинни с яблони. — Тебя стало больше. Но почему ты ходишь в этом дурацком коричневом платье?

Мама молча кивала головой и думала о своей мудрой бабушке и ее снадобье.

Нинни ходила за ними целый день. Они привыкли к звону колокольчика, который сопровождал их повсюду, и им больше не казалось, что Нинни — какая-то невидаль.

К вечеру они почти забыли о ней. Но когда все пошли спать, мама достала из своего шкафчика розовую шаль, чтобы сшить из нее маленькое платьице. Когда платье было готово, она отнесла его в восточную комнату, где уже погасили свет, и осторожно разложила на стуле. А из оставшейся ткани сделала широкую ленту для волос.

Маме все это было ужасно интересно. Ей казалось, что она снова шьет наряды для кукол. А самое забавное было то, что она даже не знала, какой цвет волос у ее куклы — черный или золотистый.

На следующий день Нинни появилась в новом платье. Видимая до самой шейки, она спустилась к утреннему кофе, сделала реверанс и пропищала:

— Большое спасибо.

От неожиданности все так растерялись, что даже не нашлись, что ответить. Впрочем, они не очень хорошо представляли себе, куда именно надо смотреть, разговаривая с Нинни. Естественно, каждый попытался устремить взгляд туда, где, как они полагали, находились глаза, чуть повыше колокольчика. Но невольно все взоры поползли ниже, чтобы остановиться на чем-нибудь видимом. И выглядело это не совсем вежливо.

Папа откашлялся.

— Это очень хорошо, — сказал он, — что маленькую Нинни сегодня видно получше. Чем больше видишь, тем лучше…

Мю расхохоталась, стуча ложкой по столу.

— Это хорошо, что ты начала разговаривать, — сказала она. — Если только тебе есть, что рассказать. Ты знаешь какую-нибудь игру?

— Нет, — пропищала Нинни. — Но я слыхала, что есть дети, которые умеют играть.

Муми-тролль был в восторге. Он решил научить Нинни всем играм, которые знал.

После кофе они втроем спустились к реке и стали играть. Но оказалось, что играть с Нинни совершенно невозможно. Она приседала, делала реверансы и с самым серьезным видом твердила: «да, да, конечно», «очень приятно», «разумеется», но чувствовалось, что она играет из вежливости, а не для того, чтобы получить удовольствие.

— Ну, тогда побежали! — закричала Мю. — Или ты не умеешь даже бегать вприпрыжку?!

Тонкие ножки Нинни послушно побежали. Но почти сразу же она застыла на месте, опустив руки. Ничем не заполненный вырез платья над колокольчиком выглядел странно и беспомощно.

— Ты ждешь, чтобы тебя похвалили, да?! — закричала Мю. — Что, так и будешь стоять? Хочешь, чтоб я тебя поколотила?

— Лучше не надо, — пискнула Нинни.

— Она не умеет играть, — пробормотал Муми-тролль, у которого уже испортилось настроение.

— Она не умеет сердиться, — сказала малышка Мю. — Поэтому она такая. Знаешь что, — продолжала Мю, подойдя к Нинни вплотную и глядя на нее с угрозой, — у тебя никогда не появится лица, пока ты не научишься драться. Уж можешь мне поверить.

— Да, конечно, — согласилась Нинни и с опаской попятилась.

Так у них ничего и не вышло.

В конце концов они оставили попытки обучить Нинни какой-нибудь игре. Веселые истории ей тоже не нравились. Она ни разу не засмеялась в нужном месте. Она вообще не смеялась. А поскольку на рассказчика это действовало угнетающе, ее оставили в покое.

Дни шли, а Нинни по-прежнему оставалась без лица. Они уже привыкли видеть ее розовое платьице, повсюду сопровождавшее маму. Как только мама останавливалась, --">