Анка Штурм - Тайна пропавшего ученика

ели домашний джем и семьи жили в деревне с удовольствием. Ничего удивительного: ведь у них цвели кусты роз и по соседству вили гнёзда журавли. Но здесь, на четыре поля дальше, обитали ровно пять угрюмых жителей – Флинн, её мама и трое сводных братьев. Здесь не было ничего, абсолютно ничего, кроме воспоминания о Йонте, некогда шестом жителе.

Отцов здесь отродясь не водилось – ни отца Йонте, ни отца трёх младших братьев, ни её собственного. Флинн подозревала, что никто из них не захотел жить на краю света.

Флинн отложила бумеранг, только когда наступили сумерки и мама выкрикнула в тишину «Перекус!». Ей хотелось, чтобы мама позвала на ужин, а не на перекус, сразу наводивший на мысль о толстых ломтях хлеба с какой-нибудь нарезкой всухомятку.

Уже почти на веранде Флинн пришла в голову одна идея. Она вернулась за последней консервной банкой с этикеткой «Рагу из утки». По дороге к дому металлическая выпуклость холодила руку, и Флинн ощутила странный прилив надежды.

Трое братьев – все вместе младше, чем она, – как всегда, начали есть ещё до того, как был накрыт стол. Флинн поставила помятую банку на середину стола.

– Что это? – резким голосом спросила мама. С тех пор как Йонте здесь больше не было, у неё не хватало терпения на детей.

Флинн смотрела на её белокурые волосы, накинутый на плечи пуловер из грубой шерсти и тусклые голубые глаза. Вероятно, будь в них немного блеска, она бы казалась миловидной.

– Я попала в утку, – ответила Флинн. Она знала, что шутить бессмысленно, но по-другому не могла: она хотела найти в лице матери усмешку, улыбку, хоть какое-то движение. Должна же она когда-нибудь засмеяться!

Мама смахнула банку со стола:

– Ты не можешь хотя бы раз повести себя по-человечески?

– Не могу, пока ты этого не делаешь, – тихо сказала Флинн. Она видела, что в мойке громоздится грязная посуда, что краска на стенах облупилась так же, как на мамином лице – краски жизни.

– А почему это не настоящая утка? – спросил Янник, с тоской глядя на консервную банку. Его короткие волосы были светлыми, как колосья на полях вокруг дома. Флинн считала, что он юная копия мамы, только не такой замученный.

Внезапно ей стало его жалко. И зачем она это сказала?!

– Потому что я скорее отрублю себе руку, чем убью невинное животное, – коротко объяснила Флинн. «К тому же мне бы тогда ещё и готовить пришлось», – добавила она про себя.

Янник фыркнул, и по столу разлетелись хлебные крошки.

– Вот слабачка! – сказал он.

– Идиот, – буркнула Флинн. Всё сочувствие тут же испарилось, хоть она и понимала, что несправедлива к нему. Янник просто повторял чужие слова. Иногда Флинн думала, что в этой семье мозги работали только у них с Йонте. А теперь, спустя два года после его исчезновения, она осталась в единственном числе.

Прихватив толстый ломоть хлеба, Флинн снова вышла из дома в мягкий осенний вечер. Под ногами громко скрипнули ступени, но никто не позвал её вернуться. С тех пор как Йонте бесследно исчез, мама, глядя на Флинн, всё равно, похоже, думала лишь о том, что в следующий раз заявлять в полицию придётся о её исчезновении.

Как всегда по вечерам, Флинн отправилась привычной дорогой через поля. Она крошила хлеб, словно прокладывая путь, который поможет ей позже вернуться домой. У неё за спиной на крошки слетались тучи ворон. Не то чтобы она их любила – просто ей нравилось слышать карканье: оно заглушало тишину, которую оставил после себя Йонте.

Найди она возможность вернуть сводного брата, мама наверняка бы стала прежней. Ей бы хоть какую-нибудь зацепку, хоть одну!

Что ж, одна у неё есть. Железнодорожная станция!

Флинн снова и снова тянуло туда – будто путешественницу, странствующую по миру. Каждый вечер. Каждую ночь.

Девочка промчалась последние метры и по треснувшим бетонным ступеням взбежала на перрон. На станции в Брошенпустеле остался только этот, перрон номер два.

Флинн номер не удивлял: ведь номер один предназначен для победителей. А в её семье, даже если кому-то из них вообще бы довелось сесть здесь на поезд, таких не было.

Жители аккуратных домиков Брошенпустеля, похоже, давным-давно позабыли о станции. В конце концов, уже много лет здесь не проходил ни один поезд. И уж наверняка больше никогда ни один поезд здесь не остановится. Флинн, сидевшая тут после исчезновения Йонте почти каждую ночь, на поезда за это не обижалась. Единственная скамейка проржавела, полотно железной дороги заросло кустарником. --">