Давид Циричи - Мох. История одного пса

Понимал только, что очень давно не спал у кровати Янинки, на сером коврике. Сначала поля и деревья были такого же цвета, как коврик. Потом наступила жара, вслед за этим выпал снег, а позже всё замёрзло и снова оттаяло. Жара приходила ещё три раза, и три раза на липах появлялась листва, а затем цветки, которые вкусно пахли.

В те времена я лучше видел, лучше слышал и, возможно, лучше различал слабые запахи. Не знаю. Когда я думаю об этом, мне кажется, что прошла вечность. Но запахи не так легко забыть. Я вообще считаю, что забыть запахи невозможно.

У каждого есть свой запах. Поэтому Янинка пахла Янинкой. Если вы не знаете, что значит пахнуть Янинкой, мне, пожалуй, будет непросто найти с вами общий язык.

По утрам Янинка вскакивала с кровати, хватала меня и щекотала мой живот, а я покусывал её руки и пятки – так я будто бы тоже её щекотал, а она визжала как сумасшедшая. Она пахла всем этим: утром, чистыми полотенцами, радостью, щекоткой и смехом. Её чёрные волосы пахли специями. А ещё, когда она возвращалась из школы, её запах смешивался с запахами других детей: мел, карандаши, стирательная резинка, потные подмышки, пятна от молока, масла, кетчупа и яичных желтков.

Янинка пахла Янинкой, и этим всё сказано.

Её брат Мирек пах желудями: он вечно таскал в кармане парочку, чтобы свистеть через их шляпки. Ещё Мирек пах грязью, потому что обожал топать по лужам после дождя. Но всё-таки в основном он пах искрами, потому что его любимой игрушкой был электрический поезд. Когда поезд трогался, от него разлетались маленькие голубоватые искры, и запах от них оставался у Мирека в волосах.

***

Я жил в доме на улице, где росли липы. Перед домом раскинулась небольшая лужайка.

Я всегда точно знал, когда Янинка с Миреком возвращались из школы. Никогда я не перепутал бы их шаги ни с какими чужими. Они были ещё еле слышны, но я уже прыгал от радости. Знал, что приближалось время щекотки, игр и печенья. Я мчался вниз по лестнице, садился у двери и ждал, когда смогу броситься на Янинку с Миреком и лизать их лица. А они прикасались губами к моему носу, передавая мне запахи школы и остальных детей. Потом они шли на кухню, садились за большой стол, доставали учебники, карандаши и тетради. На меня не обращали внимания, но я честно терпел. И наконец меня вели на прогулку – самое прекрасное событие дня.

В те времена было так много всего, что я любил!

А когда я остался один, не сохранилось почти ничего.

Всё это в прошлом. Ни с того ни с сего не стало ни детей, ни дома. Больше никто не возит меня на велосипеде, никто не играет со мной, никто не называет меня по имени, а я днями напролёт выкусываю из шерсти блох и клещей.

Глава 2. Чем громче гремит, тем сильнее болит

Я не люблю петарды. Все мы, собаки, их не любим. И кошки тоже. И лошади. Люди слегка глуховаты, поэтому им кажется, что взрывать петарды и запускать фейерверки – весёлое занятие. Им нравится этот ужасный шум, от которого у нас раскалывается голова, всё болит и потом ещё долго свистит в ушах.

Мне петарды совсем не нравятся. Я их ненавижу. Они напоминают мне о бомбёжках. Напоминают обо всём том, что произошло.

***

Перед бомбёжкой всегда раздавался сигнал тревоги. Он предупреждал, что вот-вот упадут бомбы. Как только звучал сигнал, люди начинали бежать и кричать.

Точнее, всё происходило не сразу. Сперва был сигнал тревоги, потом люди бросали все дела, которыми занимались до этого, потом они начинали кричать, а потом бежали. Люди переставали жарить яичницу на кухне, читать книги, покупать на рынке фасоль. И кричали. И бежали.

Сначала сигнал походил на мычание, которое издавали коровы, когда я бегал у них между ногами. Наверное, потому, что коровам это не очень-то нравилось. Но этот звук был ужасно громкий, даже громче урагана. --">