Людмила Захаровна Уварова - Нескучный сад

русских киноартистов — Витольда Полонского. А Зденек подсмеивался над ней, но чувствовалось, что ему нравится, как она говорит.

Обычно Зденек приносил все новости. Он знал, на какой улице будет строиться самый высокий в Москве дом, и когда воздвигнут новый Каменный мост, и сколько точно артистов снималось в «Броненосце Потемкине»…

Как-то так получалось, что все мы, не сговариваясь, подчинялись Зденеку. Он был сильный, бегал быстрее всех, ко всем людям, маленьким и взрослым, относился снисходительно, а порой даже насмешливо.

Зденек первый принес нам новость — буфетчик Иван Петрович поменялся с кем-то квартирой и выезжает из нашего переулка.

Это была правда. Иван Петрович вместе со своим многочисленным семейством переехал неподалеку от Верхнего Чудакова — на Серпуховскую площадь.

По своему обыкновению, он откликнулся стихами на это примечательное для него событие:

Прощайте, родные соседи,

Прощайте, добрые друзья!

Сегодня ровно в полседьмого

Вас покидаю с грустью я.

Но я запомню ваши лица

И ваш душевный разговор.

А если мы когда ругались,

Забудьте этот скучный вздор!

Можно было подумать, что он уезжает куда-нибудь в Северную Гренландию или к тропику Козерога, а не перебирается всего лишь на несколько кварталов в сторону.

Вскоре мы познакомились с новым соседом, который поменялся квартирой с Иваном Петровичем.

Это было в Донском монастыре, расположенном недалеко от Калужской площади. Мы любили ходить туда. Там было тихо, на деревьях гнездились птицы, изредка перекликались колокола, и густой, медленный перезвон их постепенно угасал в воздухе. В траве были раскиданы полуразрушенные памятники, ангелы с обломанными крыльями, массивные надгробные плиты.

Все кругом было пронизано запустением и грустью, но нас это ни капельки не смущало. Мы бегали по траве, прятались за плитами, играли в салки, в казаки-разбойники, а устав, ложились где-нибудь в тени гранитного саркофага, помнившего, наверное, еще сподвижников Бориса Годунова.

И однажды, когда мы лежали друг возле друга под памятником, изображавшим мраморную девицу в белом одеянии с мраморными жирными голубями на каждом плече, и говорили о всякой всячине, мы увидели мальчика, должно быть нашего ровесника. Он медленно подошел к нам и остановился. Он был худой, с длинными руками и ногами; у него было смуглое лицо, которое показалось мне добрым, и мягкие темно-карие глаза с золотистыми точечками внутри зрачка.

— Ты кто такой? — спросил его Зденек.

Мальчик немного смущенно улыбнулся. Потом спросил, заикаясь:

— А вы что, знали при жизни достославную жену купеческую Альбину Симеоновну Лобастову?

Валя Протасова фыркнула, но оглянулась на Зденека и прикрыла рот ладошкой.

Зденек молчал, наверное, думал, что сказать в ответ.

— Может быть, адресом ошибся? — спросил он.

— Нет, — ответил мальчик. — Ты сам погляди, что здесь написано.

Мы никогда раньше не читали надписей на мраморных плитах и памятниках. А теперь обернулись, словно по команде, и прочитали:

— «Спи спокойно, достославная жена купеческая Альбина Симеоновна Лобастова, коей жития была с одна тысяча семьсот осьмнадцатого года до одна тысяча семьсот пятьдесят…»

Дальше мрамор осыпался и ничего уже разобрать нельзя было.

Зденек усмехнулся.

— Нам-то что? Пусть спит спокойно.

— Конечно, — подхватила Валя, — если ей нравится, пусть спит.

Зденек подумал, поднял свои дерзкие глаза на мальчика.

— Хочешь — можешь сесть.

— Хочу, — сказал мальчик.

Его звали Роберт, а фамилия у него была самая простая, обыденная, совсем не вязавшаяся с его красивым именем, — Курков.

Он сел и заговорил с нами просто, так, словно мы его давно знаем, и даже то, что он часто мигает глазами и слегка заикается, это тоже казалось с давних пор знакомо каждому из нас.

— Ты где живешь? — спросил его Лешка.

— В зеленом доме.

Мы переглянулись. Там жил Иван Петрович.

Роберт лег на землю, заложил руки за голову.

— Я здесь с одним дядькой познакомился. Такой дядька — на большой!

— Кто это? — спросил Лешка.

— Не знаю. Он нам помогал вещи перетаскивать, а потом позвал меня к себе. У него чего только в комнате нет — и ракушки всякие, и морские звезды.

— Это дядя Костя, — важно заметил Зденек. — Он, конечно, дядька непростой.

— Он мне дал ракушку, поднес к моему --">