Геннадий Семенович Фиш - Мои друзья скандинавы

и не помышлял, что помогает этим умножить славу своего народа.

Если бы юноша стал танцором, мы, возможно, никогда не услышали бы сказок о стойком оловянном солдатике и принцессе на горошине, не познакомились с Дюймовочкой и Русалочкой, не примеряли новое платье короля и галоши счастья. Потому что в тот день не приняли в балет не кого иного, а Ханса Христиана Андерсена.

И неспроста некоторые считают, что в сказке о гадком утенке он иносказательно поведал о собственной судьбе.

Другие полагают, что сказку о соловье, этой маленькой серой, невзрачной птичке, вольная песня которой, не в пример механической песне бездушного заводного соловья, сверкающего драгоценными камнями, способна вдохнуть жизнь даже в умирающего, Андерсен тоже написал о себе, защищаясь от критиков, упрекавших писателя в том, что сказки его грубы и язык их простонароден…

Ханс Христиан Андерсен, пожалуй, первый скандинав, с которым знакомятся дети всех народов, многие — еще не умея даже читать, не ведая, что есть на свете такая страна — Дания.

И, хотя обаяние его сказок покоряет человека с самых малых лет, их мудрость и глубина по-настоящему понятны умудренным жизнью взрослым. Так Андерсен сопровождает нас в горестях и радостях, становится спутником на всю жизнь.

Вот почему в городе Оденсе, на острове Фюн, я с таким волнением входил в одноэтажный приземистый домик, где провел детские годы великий сказочник и поэт.

Рядом с этим маленьким домиком новый, просторный дом — Музей Андерсена. Здесь было на что посмотреть. В одной из комнат рядом с удивляющими своими размерами (ну и рост!) дорожными ботфортами, в которых неутомимый путешественник исходил сотни верст по дорогам Италии, Германии, Турции, Балкан, лежат баул и два больших кожаных чемодана, кожаная коробка для цилиндра. А на крышке ее колечком свернулась бухта каната.

На открытках, которые продаются в музее, изображены все эти вещи, за исключением веревки. Мне объяснили, что художник постеснялся нарисовать ее. В детстве, мол, цыганка предсказала Андерсену, что он погибнет от пожара. И с тех пор, приезжая в какой-нибудь город, перед тем как лечь спать, Андерсен закреплял в комнате на крюке около окна конец каната, чтоб в случае тревоги спуститься вниз, на землю…

Художник, видимо, пожелал уберечь Андерсена от снисходительных улыбок посетителей музея. Мало ли какие странности бывают у великих людей!..

Но то, что это вовсе не было причудой Андерсена, а обычаем, ныне здесь уже забытым, но еще живым в соседней Норвегии, я понял несколько лет спустя, приехав в Берген. Там в моей комнате в гостинице «Виктория» я увидел в узком простенке между окнами свитую восьмеркой бухту тонкого каната. Такие же веревки висели во всех других номерах.

— Для чего это?

— Чтобы спасти свою жизнь, — ответил мой приятель, норвежец.

Оказывается, до сих пор здесь действует изданный еще в старину закон, требующий, чтобы в домах с одним выходом имелись такие канаты во всех помещениях, начиная со второго этажа.

Летосчисление деревянного Бергена велось от пожара к пожару. Видимо, не одной сотне людей сохранили жизнь эти пеньковые спасательные круги.

Впрочем, и то правда, что домов с одной лестницей становится все меньше…

Так что зря оберегал репутацию писателя художник…

Посреди зала, в одном из углов которого выставлены великанские, порыжевшие от странствий и времени сапоги, подошвы которых измеряли и раскаленные солнцем каменистые тропинки у развалин Трои, и дороги, ведущие в Рим, я остановился у витрины. Под стеклом рядом с табакеркой, из которой длинные пальцы поэта извлекали понюшку табака, хранятся выцветшие записки, адресованные Андерсену, разноцветные билетики с приглашениями — немые свидетели его необыкновенной жизни. Среди них зелененькая бумажка с портретом первого президента Америки Джорджа Вашингтона — обыкновенный американский доллар!

Оказывается, доллар этот прислал своему любимому писателю мальчуган из Нью-Йорка. Он прочитал в газете, что Ханс Христиан Андерсен живет в нужде — и это было правдой, — а за свои сочинения, изданные в Соединенных Штатах, не получил ни цента.

Взволнованный неожиданным трогательным подарком из-за океана, Андерсен писал одному из своих близких друзей:

«Отослать этот доллар обратно неделикатно по отношению к доброму ребенку. Писать английское письмо для меня слишком хлопотливо, а между тем, --">