Сергей Тимофеевич Григорьев - Кормовой флаг «Громобоя»

Топорков лежал на осевшем мостике с размозженной головой. Что Сарыков убит, тоже не вызывало у Цветкова сомнений: баталер висел на поручнях, как Петрушка в кукольном театре. Цветков пошевелил меня. Лицо мое было сплошь залито кровью, и он решил, что я убит.

Решив так, он пошел на перевязку. Очередь дошла до него не скоро. Когда его перевязали, уже наступила ночь. „Громобой“, следуя за флагманом, шел с потушенными огнями. Стало пасмурно. Накрапывал дождь. За первой мачтой Цветков увидел: на палубе лежат несколько человек, укрывшись от дождя брезентом с головами. И Цветков решил тут соснуть; улегся с краю, накрылся брезентом и заснул.

На рассвете уснувших под брезентом накрыли большим кормовым флагом, а утром после уборки из котельной натаскали колосников и начали, раскрыв, обряжать спящих для погребения. Увы! Они спали вечным сном!

Уже многих зашили в саван и привязали к их ногам чугунные колосники. Черед дошел и до Цветкова — его хотели тоже закатать в парусину. Тут он проснулся. Сел и начал отчаянно ругаться. Братва отпрянула в испуге думали: мертвый воскрес. „Чего ты лаешься в такой момент?!“ — закричал на Цветкова боцман.

„А я отчего рассердился? — объяснил мне потом Цветков. — Ведь я лег с краю; очнулся, гляжу — рядом со мной Сарыков. Всю ночь с мертвым гадом пролежал. Тьфу!“

Матросы, узнав дело, возмутились. Труп предателя крюком, чтобы не пачкать рук, бросили в море акулам на съедение.

Убитых товарищей, как обычно, схоронили в море, спустив по наклонной доске за борт. Наш „веселый батя“ — так зовут у нас корабельного иеромонаха, отца Мирона, — наскоро отпел погибших и не преминул сказать довольно длинную проповедь.

По статуту военного ордена, Цветков имеет неоспоримое право на Георгиевский крест. Я письменно подтвердил его стойкое поведение в бою. Он не уронил андреевского флага. Вероятно, дадут крест и Сидоренке.

Мечтаю после выписки из госпиталя получить отпуск. Поеду в Питер! Увижусь, любимая, с тобой!»

--">