Александр Степанович Старостин - Красные крылья

такое, чего быть никогда не может. Соображать надо! Вообще-то, он попал, конечно, случайно. И пуля, значит, в одно фашистское ухо влетела, а через другое вылетела. Стервятник, обливаясь кровью, посыпался к земле. Откривлялся, одним словом. А внизу как раз проходил другой стервятник — «хейнкель». Знаете такой самолёт?

— Знаем. Бомбардировщик, — ответила штатская женщина. — Бомбит мирное население.

— Правильно. И вот «мессер» падает на «хейнкеля», и оба, беспорядочно кувыркаясь, валятся на землю. И взрыв. Это было в Крыму. Словом, бой в Крыму, всё в дыму, и ничего не видно. Слышали такое выражение?

— Слышали.

— Ну вот. А спорите. Отсюда какой вывод напрашивается? Не знаете? А вы подумайте, подумайте! Зачем вам голова дадена? Так не знаете? — Ширяшкин, казалось, торжествовал. — А вывод очень даже простой. Не выламывайся! И самое главное, — он поднял палец кверху, — никогда и ни при каких обстоятельствах не корчи рожи русскому человеку!

— Ширяшкин, вы болтун! — сказала военная женщина.

— Пойдите и сами спросите, коли не верите.

Ширяшкин лёг на спину. Он так разволновался, словно сам только что сбил двух стервятников. Конечно, после такого следовало отдохнуть.

Санёк выполз из-под крыла и подошёл к лётчикам поближе. Тот, что сбил два самолёта противника, спросил:

— Что скажешь, молодой человек?

Санёк не ожидал, что на него могут обратить внимание такие герои, и растерялся. Он не нашёл ничего лучшего, как спросить:

— А что это за штучка?

— Заглушка.

— Зачем она?

Заглушка — это такая красная подушка,

На которой довольно-таки неудобно спать,

Но в самый раз дырки на самолёте затыкать,

Чтоб вовнутрь не попала грязь и песок —

Вот зачем на самолёте заглушки, паренёк.

Санёк догадался, что перед ним не только герой, но и самый настоящий поэт.

Поэт, он же механик и стрелок в одном лице, заткнул дырку на моторе заглушкой.

Санёк решил узнать подробности воздушного боя, когда были разом уничтожены два стервятника, но тут все поспешно вылезли из-под крыла, а глухой командир затоптал окурок.

ПЕСНЯ ПРО ЗАГЛУШКИ И НЕКОТОРЫЕ СЕКРЕТНЫЕ СВЕДЕНИЯ

— Полковник! — прошептал всезнающий Ширяшкин, разгоняя складки гимнастёрки под своим брезентовым поясом. И принял стойку «смирно».

Санёк, в подражание взрослым, тоже сделал пятки вместе, носки врозь.

Полковник, большой и толстый, в начищенных до зеркального блеска сапогах, с бумажным пакетом под мышкой, не спеша двигался к самолёту.

— Здравствуйте, товарищи! — поздоровался он с лётчиками и подбросил к козырьку фуражки руку.

— Здравия желаем! — пробасил убивший быка глухой командир.

— Вольно! Как матчасть?

— Материальная часть самолёта в порядке, — отозвался механик. — Заправка бензином согласно задания. Можно лететь.

— Ну и полетели. — Полковник снял фуражку и принялся вытирать клетчатым платком свою лысину. — Уф, жарища!

Глухой командир глянул на стрелка, и тот пошёл снимать заглушки.

Полковник стал обмахиваться платком. И вдруг его взгляд остановился на Саньке — тот перепугался: вдруг не разрешит лететь за то, что маленький.

— Ну как? — спросил он.

— Ответь: «Хорошо, товарищ полковник!» — подсказал Ширяшкин.

— Х-хорошо, — ответил Санёк.

— В школу ходишь?

«Не разрешит лететь», — подумал Санёк, а вслух произнёс:

— Буквы знаю…

— Не боишься лететь?

— Ответь: «Никак нет, товарищ полковник!»

— Никак… никак… — дальше Санёк от страха забыл.

— Ну, если ты, юноша, не боишься, то и мы не боимся, — сказал полковник.

Это следовало понимать как шутку, и военная женщина улыбнулась кисло-сладкой улыбкой. Да и остальные с некоторым опозданием улыбнулись. Только командир остался неподвижным — ничего не слышал.

Полковник первым забрался в самолёт по приставной лесенке.

— Зайдём последними, — сказал отец, — в самолёте душно.

Стрелок собрал заглушки.

— Зачем на них флажки? — спросил Санёк у отца.

— Чтоб не забыть. Видишь, флажок болтается — значит, оставил заглушку. А вон на рулях зажимы — это струбцины. --">