Любовь Тейн - Васино преступление

ДЛЯ ДЕТЕЙ СРЕДНЕГО И СТАРШЕГО ВОЗРАСТА

РИСУНКИ С. ГЕРАСИМОВА

Отпечатано в типографии Госиздата «КРАСНЫЙ ПРОЛЕТАРИЙ» Москва, Пимановская у л., 16. Главлит № А—20258 Гиз Л—31 26453 Тираж 7000 Зак. 6271. 4 1\2 л.

I

Как только утвердилась советская власть, стали ремонтировать давно разрушенное здание школы.

Лет десять стоял дом пустой. И не дом уже это был, а остов один… Сначала стекла поразбились, потом кто-то по ночам рамы повынимал, а в годы войны, когда тяжелее стала жизнь без мужиков и некому было в лес за дровами ездить, и вовсе растаскали все по щепочкам. Только и стоят стены каменные, да дыры от окон зияют. По вечерам не любят бабы мимо разрушенного дома ходить. Все им там черти видятся. Ну, а ребятишки, — те лазали. Известно, ребятишки, — все ищут чего-то, богатств каких, вроде жестянок старых или деревяшек.

Ребятишки привыкли к разрушенному дому, не боятся его.

Иной раз какая-нибудь бедная солдатка просит девятилетнего своего сынишку:

— Сбегай, Гришутка, в школу. Авось, щепочек каких разыщешь. Затопим. Ну, сбегай!

И Гришутка, холодными осенними сумерками, под моросящим дождем, бежит в школу, роется в пыли и мусоре, ищет щепок. Другой раз вытащит пару каких завалящих бревнышек, которых не заметил другой, посильнее да постарше, и с торжеством домой тащит.

Ребята школы не помнят. А вот бабы, те и школу, и учительницу последнюю помнят. От тифа умерла учительница. Ласковая была и добрая, всем советчица и помощница, во все нужды крестьянские входила. И вдруг, в один месяц, не стало ее. Плакали по ней и ребятишки и бабы. А мужики, — те хмурые ходили.

С тех пор и пропала школа. Словно учительница с собой жизнь из нее унесла.

Назначили новую учительницу. Приехала — старая, неласковая.

Пожила неделю — другую. Ребята неохотно в школу ходили. Уехала.

А новой и не прислали. Опустела школа. А там и рушиться пошла. А когда началась война с немцами, тут уж стало не до школы.

Многие ученики последней учительницы на войне пропали. Другие ребята подрастали, а школы не было.

Проходили годы. Отшумела империалистическая война, а за ней и внутренняя, гражданская. Затихло все. Утвердилась советская власть. Много, много людей погибло за войну. Молодежь новая подрастала, без школы в жизнь вошла.

Все уж привыкли к разрушенному дому с зияющими дырами. И вдруг однажды заволновалась деревня, зашумела. По распоряжению из города начался ремонт школы. В погожий осенний денечек привезли бревна, доски, и закипела работа. А через месяц — другой, новенькая и чистенькая, стояла школа. Полы белые, чистые, покрасить не успели. Сияли на солнышке новые стекла.

А в то время, когда отстраивали школу, и заварилась каша у вдовы — солдатки Авдотьи.

После погибшего на войне мужа наладила она своим умом хозяйство, работничка себе на помощь подрастила — сыночка Васю. Люди смотрели и удивлялись: — «чисто мужик Авдотья, и Васька — мальчонка у ней золотой. Заместо отца работает».

А как начался ремонт школы, как шальной стал Вася. «В школу да в школу».

Оно бы и отлично. Пустила бы Авдотья мальчонку в школу, и ему польза, и ей, может, еще лучше бы стало.

Так нет же.

Затвердила себе Авдотья, что хозяйство пропадет, коли Вася в школу ходить будет, и решила — никаких школ.

Вот тут-то и пропала мирная жизнь авдотьиной семьи.

А ребята на деревне бегали смотреть школу и волновались. Теперь у них только и разговору было, что о школе.

Однажды под вечер встретились на деревенской улице два мальчика и остановились поговорить.

Один из них был Вася, сын Авдотьи. Одет он был бедно, хотя мать его не из бедных считалась. На широком, почти круглом лице его светились большие, светло-синие, умные глаза.