Александр Иванович Красильников - Путешествие Феди Карасика

бездельничаешь!» — кричала баба на мужичка. А мужичок, присогнув ноги в коленях, беспомощно прикрываясь сверху руками от возможных ударов скалкой, частил: «Дуняса, Дуняса, все сделал, хоросо все…» Отец во время рассказа, если требовалось по ходу действия, вставал со стула, выходил на середину горницы и в лицах изображал характеры.

Иной раз мама Федина возражала отцу, вспоминая что-то из далекого прошлого по-своему, отец не соглашался с мамой. Интересно было смотреть на них. Сами того не замечая, они превращались вдруг в мальчишку и девчонку, и тогда Феде очень хотелось побывать в их времени, в том, в котором они когда-то жили, побывать в тех местах. А отец и мать и сами не прочь бы съездить на родину, но дела не пускают.

…Сегодня причина этих воспоминаний — письмо оттуда. Федя не идет на улицу, крутится рядом: может, возобновится разговор о его поездке. Словно чувствуя состояние сына, отец говорит:

— И чего ты боишься Федора отправить — не понимаю. — Он нарочно называет Федю Федором, чтобы мама не думала, что Федя все еще маленький мальчик. Федя и сам вдруг, когда отец так назвал его, чувствует себя взрослым, самостоятельным мужчиной. А отец продолжает: — Сестра твоя родная просит тебя… Проводим парня до пристани, билет купим, на пароход посадим…

Отец говорит маме, а смотрит на Федю. Отец очень хорошо понимает Федю. Да и мама, конечно, понимает, только ей трудней, она все-таки женщина. И вдруг мама мужественно, словно идет на подвиг, говорит:

— Ладно, подумаем, — и тяжело вздыхает.

До темноты течет на крылечке неторопливый разговор отца с матерью. Федя сидит рядышком. Где-то на улице беспечные, не обремененные никакими серьезными мыслями, бегают Костя и Женька.

— Мария пишет, что сад запустили, следить некому…

— Известное дело, — размышляет отец, — помер Василий Андриянович, и мужских рук в хозяйстве нет!.. А Гаврюшка что?.. Он теперь заводской, из Горького раз в неделю наведается — и то хорошо.

Гаврюшка — это дядя Гаврюша. Федя видел его на фотокарточке в альбоме. На коне, с саблей на боку. Дядя Гаврюша не воевал, в войну он был еще мал. А фотокарточка — это когда он служил в армии, уже после войны.

— Ну что ж, спать, наверное, пора… Где там Костя с Женей?.. Федя, иди позови, — говорит мама, поднимаясь со ступеньки крыльца.

Федя идет к калитке. До него доносится, словно вздох, голос мамы:

— В Выезд так хочется!..

И на сеновале, когда уже угомонились и уснули Костя и Женя, Феде все слышалось мамино: «В Выезд так хочется!»

Теперь все будет зависеть от того, кто кого убедит: отец или мать. Голос самого Феди, в данном случае, не играет почти никакой роли. Мама его, как и отец, тоже любит… То есть что это значит «тоже»? Мама его любит, может, больше, чем кто-либо, но это и мешает.

Ну а что может случиться? Плавать Федя умеет хорошо, — уж будь спок! — не утонет. Пересадка в Горьком?.. Па-адумаешь, великое дело! Приедет на трамвае на железнодорожный вокзал, купит билет и поездом — до Гороховца, а оттуда — пешком до Выезда. Семь километров. Через Морозовку, Красное село. Он же прекрасно помнит и Красное село, в котором учился в школе в первом классе, и Морозовку. Через Морозовку сколько раз бегал он к бабушке в гости! А теперь-то Федя не какой-нибудь первоклассник, в шестой перешел, а мама все дрожит за него, как за маленького… Ну и что — пересадка, ну и что — в большом городе не бывал? Ну и что — по Волге две тысячи километров? Надо же когда-то и Феде привыкать к самостоятельности!.. И люди вокруг, не в пустыне будешь, среди людей. Чужие люди? Да разве люди чужие друг другу?..

Так думал Федя, не замечая, что мысленно возражает матери словами отца. Слова отца ему нравились больше. Еще он думал о том, чтобы о письме тети Мани-маленькой не забыли завтра и чтобы отец не передумал, не согласился с матерью. С чувством радостного ожидания, перемешанным с тревогой, и заснул Федя на сеновале.

Снилось ему, что он стоит на корме большого парохода возле якоря, смотрит на воду, взбиваемую винтом. Вода пенится, бурлит, переливается на солнце искристыми брызгами. Приятно пахнет смоленым канатом чалки. Мимо проплывает, качаясь на волнах, белый бакен, чайки носятся с криками за кормой… Солидноторжественно гудит встречный буксир… Во сне всегда все сбывается куда легче, чем наяву.

Глава третья Путешествие начинается!

И все-таки Федя едет! Три дня прошло с того утра, как Василий Иванович --">