Александр Иванович Красильников - Путешествие Феди Карасика

вслед удиравшему «святому духу» Петрик. — Слышал, как она завизжала: «Балда! Балда!..» Ну ладно, домой пора. Ты закидню собери пока, а я палатку…

Да, пора. Пока через займище пройдут, потом в озере Зеленом искупаются, в воложке тоже… Хоть бы к вечеру домой попасть. Мама, наверное, уже беспокоится: все-таки две ночи на Волге ночевали. А завтра, может, на бахчу надо идти. В Осиновское съездить бы на лодке. Время-то еще есть, больше месяца до первого сентября. Не очень-то Федя любит ходить на бахчу. Километров семь по степной дороге, под солнцем — радости мало. Тем более когда еще арбузов и дынь спелых нет. Скоро они созреют, но пока зеленоваты. На барже-то повезли с опытной станции, наверное… Нет, на бахчу не хочется. Вот съездить бы куда подальше. В Волгоград, например… Александр Трофимович — учитель — об открытии памятника на Мамаевом рассказывал.

У него там брат погиб во время войны. И у Петрика — дедушка. Только, где дедушку Петрика захоронили — неизвестно. А вот если бы прочитать в пантеоне Славы все фамилии, что там записаны, может, и дедушка Петрика найдется.

Мысли в голове Феди Карасика текут и текут. То их перебьет каким-нибудь разговором Петрик, то отвлекут поиски фонарика. Но вот наконец и собрались. Можно идти.

Взвалив рюкзаки на плечи, друзья по влажной кромке песчаного берега тронулись вдоль Волги на Песчанку, домой.

Глава вторая, в которой рассказывается о Петькином отце — почтальоне-волшебнике, с которого все и началось

На следующий день, утром, Федя, проснувшись, услышал, как внизу в амбаре кто-то ходит. Загремело, упав с поленницы дров, полено, что-то недовольно буркнул мужской голос. «Отец», — догадался Федя. Повернувшись со спины на живот, он глянул в голубой прямоугольник неба, очерченный проемом чердачной двери сеновала, и увидел, что желтое июльское утро уже разгорелось.

На подушках в наволочках розами посапывали братишка и сестренка. Федя прильнул глазом к щели между досками: внизу, в амбаре, увидел отца. Отец держал на сгибе одной руки несколько поленьев и другой рукой накладывал еще; сухие, щепастые, с перекрученными волокнами, они гулко стучали.

Значит, мама затопила печь, значит, будут сегодня пироги. В выходной день мама всегда печет пироги.

Федя, стараясь не разбудить братишку с сестренкой, подползает на четвереньках к двери, выглядывает. Синее летнее небо сразу распахивается перед ним. Под этим небом уместился весь поселок Песчанка, и воложка, и займище за воложкой, и за леском займища поблескивающая плесами Волга, и крутой, гористый берег с той стороны реки. Федя видит водонапорную башню, корпуса стеклотарного завода, чуть левее — приземистые пузатые баки нефтебазы города-соседа.

С сеновала, а так много и далеко видно!

Пока что Федя, кроме Песчанки и ее окрестностей, нигде не был. Да и какие у него дела в мире: ходить в школу! Она — вон, рядом, через три улицы: двухэтажное старинное здание, вытянувшееся на целый квартал. Ну еще — Волга и озера в займище, куда они с мальчишками ходят на рыбалку или купаться, степь за Песчанкой, кустарниковые молодые кулисы, посадки такие, за кулисами — бахчи. Весной, летом и осенью там много работы. Главную, конечно, делают мама с папой, но и Феде с сестренкой и братишкой достается. То целыми днями под знойным небом сажали в борозды арбузные, дынные, подсолнечниковые семечки, то рыхлили мотыгами землю. Ждали. Сначала из земли проклюнулись ладошки-листочки будущих арбузных плетей. Потом зелеными змейками поползли по земле и плети… Пололи бахчу. Очень утомительно чуть ли не целый день ползать на коленях по комьям вспаханной и уже засохшей земли, вырывать, подкапываясь пальцами под корни, траву. И чего эта трава растет на бахче!? Никто ее не сажал, не сеял, а она лезет из земли, кустится над жиденькими, робкими ростками подсолнечника, тыквы.

В дни прополки у Феди, у мамы, у отца, у Костика и у Женьки ладони к вечеру становятся черно-зелеными: черными — от земли, зелеными — от травы… Но зато осенью, уже в конце августа, на бахчу идти интересно. Словно камни-голыши, круглые, обкатанные, — по всему полю арбузы. Полосатые, матово-черные, белые. А в сторонке в два ряда — дыни, нежатся на солнце, подставляют свои бока, словно вбирают в себя солнечное тепло, чтобы самим стать продолговатыми солнцами.

Сегодня и завтра на бахчу идти незачем, сегодня и завтра можно бы сходить на Зеленое озеро, но вот проспал Федя! Эхма! --">