Анастас Павлов - Славный мальчишка

позывные мотив песенки «Зайчик белый». Но прошлой осенью в чердачных комнатушках поселились студенты и студентки. И у них сигналом оказался мотив «Зайчика». Вся улица заполнилась белыми зайчатами. И наступила великая путаница. Тогда девчонки решили сменить пароль. Стали напевать «Скажи, Кармен, где ты?» И опять им не повезло. Приехали другие студенты, и они насвистывали все ту же «Кармен». А вот сигнал Венци и Румена никто не мог повторить. Иногда даже и сам Румен!

После Венци бросал Мирек. Его бита мягко плюхнулась и застыла у самой черты.

— Браво, Мирек! — воскликнул Мирек.

И тут же сделал стойку на руках. Да так и остался наблюдать за игрой.

Мирек был невысокого роста, плотный паренек. Все его любили. Он рассказывал, что когда был маленьким, то проглотил булавку. А она так и осталась в животе. «Не может быть!» — сомневался Оги. «Что ж, по-твоему, я обманываю? Да я и теперь, бывает, чувствую, как она там колется. Мирек никогда не врет!». Еще он пересказывал детективные фильмы. Правда, таких фильмов никто никогда не видел и не слышал.

Его отец, шофер, два года назад уехал в Чехословакию. И работал теперь там. Когда от него получали письма, Мирек приносил открытки и воем показывал виды Златой Праги, Братиславы и других тамошних городов.

— Давай, Руменчо, твой черед!

Славный мальчишка в это время думал о грамматике. Будет она сегодня или нет? Наверно, будет. Интересно, задавали на дом письменную работу? Может, нет? Какой сегодня день? Вторник. Ох, как еще далеко до воскресенья!

— Руменчо, твой черед!

— А у меня биты нету, — грустно сказал Руменчо-младший. Он тут же сидел на корточках и внимательно следил своими черными глазенками за игрой старших.

— Да ну! Ай-яй-яй! Ладно, я ставлю шарик и за этого салажонка, — весело отозвался Оги. Он бросил шарик на землю и ногой закатил его в треугольник.

Так бывает: у кого большие трофеи, тот может себе позволить подобную блажь. Оги сунул руку в карман. Достал синюю биту. С минуту поколебавшись, он вдруг подал мальчонке свою любимую.

— Вот, бери! Бей «черной смертью»!

Все мальчишки так и ахнули! От удивления Мирек перевернулся, вышел из стойки и вскочил на ноги. Еще бы! Ведь Оги никому не позволял даже в руках подержать волшебную биту. Чтобы «не теряла свою силу».

— Руменчо-о-о-о-о! — Скажи мне, о-о-о-о, Кармен, о-о-о, где ты? о-о-о! — с новой силой кричала бабушка Катина, доносились голоса то ли девчонок, то ли студентов.

— Пешо, сколько там?

— Хоп! Двенадцать двадцать.

У Руменчо под ложечкой уже не сосало, а жгло раскаленным угольком. «Хватит! Пора кончать! Если сейчас же не уйду, наверняка опоздаю в школу. Продул два шарика! Ну и что — подумаешь, великое дело. Пойду!» И он в последний раз бросил биту к черте.

— Бах! Бах! Бабах! Ты убитый! Мертвый!

— Нет, не убитый, пока ты стрельнул, я успел спрятаться!

— Нет, не успел! Ты убитый!

— Нет, успел! Спроси у Райчо!

Малыши играли в войну. Они еще не ходили в школу.

Бой прекратился неожиданно. Из дома номер четырнадцать, тяжело ступая, вышел хмурый человек с тростью и авоськой в руке. Взрослые называли его «бай^[2] Коста», а ребятишки — «господин Коста». Он имел пенсию и радикулит. Некоторые взрослые с Балканской уважали его: как ни говори, человек он старый. Но, пожалуй, едва ли кто любил его. Особенно детвора. Потому, что господин Коста все время бранился: утром — «не время еще для игры», в обед — «не дадут человеку спокойно поесть», после полудня — «не могу даже вздремнуть спокойно», а вечером — «не знаю от вас покоя».

В наступившей полной тишине господин Коста прошествовал до поворота, и как только завернул за угол, улица снова грянула:

— Бах! Бах! Бабах!

А старшие готовились уже бить по шарикам. Первым — Мирек. Его бита пересекла треугольник, прошла рядом со всеми шариками, но ни одного не задела.

— Эх, Мирек, неудачник ты, Мирек! — вздохнул Мирек.

Минчо, паренек с незабываемым носом и белесыми глазами, улыбнулся. Его бита упала ближе всех к треугольнику. И теперь он играл наудачу: если никто не попадет в шарики, Минчо сможет бить по ним с близкого расстояния.

Румен промахнулся. Жгучий уголек под ложечкой разросся. Мальчику казалось, будто он проглотил теннисный мячик.

Оги уступил свой черед мальчонке. Руменчо-младший присел на корточки. «Черная смерть» выскальзывала из его маленьких пальцев, падала. Тогда он, не целясь, швырнул ее всей рукой. --">