Константин Михайлович Симонов - Подвиг капитана Сабурова

теперь нельзя, не по чину. Ну, — добавил он, поднимая автомат, — куда же? Сюда стрелять? Так договорились?

 — Так, — сказал Сабуров. — Подождите, подождите, я же спутал. Вот усталость проклятая! Не три очереди, а из трёх автоматов сразу.

 — Значит, целый залп? Шарапов! — крикнул Ремизов назад, в землянку.

 — Да? — появился из землянки Шарапов.

 — Возьми свой автомат, пусть ещё кто-нибудь возьмёт с трассирующими. Выходи.

 Шарапов и ещё один автоматчик вышли из блиндажа.

 — Становись рядом со мной, по команде «раз, два, три» давай длинную очередь, все вместе. Я ниже, ты повыше, а он ещё выше — совсем на луну. Будем считать, что это салют погибшему Филипчуку. Как, по-вашему, а, Сабуров?

 — Конечно, — сказал Сабуров.

 — Хороший был командир, жалко его, — сказал Ремизов и обратился к бойцу: — Ну-ка, дай свой автомат капитану. Возьмите, Сабуров. Помянем товарища.

 Небо уже начинало сереть, когда по команде «три» они выпустили по автоматной очереди. Светящиеся трассы пуль, изгибаясь где-то в конце пути, взлетали высоко в тёмносером воздухе над Волгой. Ремизов и Сабуров посмотрели друг на друга.

 — Ну, — сказал Сабуров, готовясь добавить, что ему пора итти обратно.

 Но Ремизов угадал его мысль и сказал как-то особенно, по-отечески и твёрдо:

 — Нет, не пущу вас, уже светает. И вообще не пущу. До трёх раз судьбу испытывать можно, больше не надо. Пробьёмся завтра ночью, вот и будете обратно.

 — У меня там батальон без командира, — сказал Сабуров.

 — А у меня тут два батальона без командиров, — ответил Ремизов. — Сейчас идите спать. Шарапов, устрой капитана на комиссарскую койку. Погиб у меня комиссар. Очень хороший был человек. Прекрасный человек. Только что месяц назад из райкома партии прислан. Воевать не умел, а бодрость душевную даже в меня, в старого волка, вселял. Очень жалею. Даже удивительно, как жалею, — и он вытер неожиданно показавшиеся в углах глаз слезинки. — Пойдёмте в блиндаж.

--">