Владимир Константинович Арро - Вот моя деревня

ничего, с ними что говори, что ни говори. Но я говорю.

Вечером мы еще одну шутку придумали

Вечером мы ещё одну шутку придумали. Вот нырнул Коля Семихин с нашего берега, а вынырнул почти у кильковского. И была у Коли верёвка в руках.

Привязал он верёвку к лодке Шурки Шарова, а тут как раз по кильковскому прогону Шурка, бригадирский сынок, идёт. А с ним Тришка, у него руки все в бородавках. А с ними Надька, Шуркина сестра. А с нею Ленка-дачница, я таких зануд ещё не видел.

Пришли они к берегу, удочку разматывают, в нашу сторону даже не смотрят, будто нас на реке и нет. А мы-то ведь здесь: Санька с Ванькой рыбу ловят, Федяра пиявок дразнит, а у Коли верёвка в руках. Даже Куварин здесь, сидит, улиток из раковин выковыривает.

Надька вошла в лодку, а за нею и Ленка, дура дурой, хочется ей на нас посмотреть, а она не глядит.

Шурка стоит на берегу, в лодку не входит. «Ну что же ты, — думаю, — Шура, входи, входи!»

— Вы, мальчики, с берега пока половите, — говорит Надька, — а мы в заводь сплаваем.

Кувшинок, значит, захотели нарвать.

Наконец и Шурка голос подал:

— Ну что, равки, клюёт?

— Пока нет, — отвечаю, — но, может, ещё и клюнет.

— Да они никак на верёвку ловят!.. — крикнул Тришка. — Равки-то совсем помешались, на верёвку щуку хотят поймать!

— Щуку не щуку, — говорю, — а какая-нибудь килька, может, и клюнет.

Коля от смеха давится. Лодка-то ведь их привязана, а конец верёвки у Коли в руках!

Надька вывела лодку в тростники. Коля знай себе верёвку отпускает. Это я такую большую верёвку принёс.

Ленка с Надькой уселись вместе на корме и вдруг как затянут:

Как в одном небольшом городке-е

Колумбина с семьёю жила-а…

Это ж надо такую молитву выдумать! Неужто в Килькове других песен нет?

Мы иначе поём. Коля Семихин у нас очень хорошо песни запевает. Я его подтолкнул: давай, мол, Коля. И мы как заорём:

Каменный век — эгей!

Пещера среди гор!

И человек — эгей!

Несёт в руке топор!

«Эгей» — это припев такой, он у Федяры лучше всех получается. Прямо непонятно, такой маленький, а голосина у него истошный, даже в ушах звенит. Этой песне нас брат Паша научил, когда в отпуск весной приезжал. Весёлая песня! Когда её поёшь, нужно руками и ногами всякие кренделя выделывать.

Э-э-ей, мама Ева!

Э-э-ей, папа Адам!

Э-э-ей, маму съели!

Э-э-ей, папу не дам!

Шурка с Тришкой на нас уставились и хохочут, а Надька с Ленкой, что ты скажешь, ноль внимания, знай свою молитву тянут, распевают про Колумбину. Слушать тошно!

Шурка кричит:

— Эй вы, рыбаки в кавычках, давайте ещё!

Я говорю:

— Сами-то вы в скобках!..

Шурка подумал и говорит:

— А вы с вопросительным знаком!..

— А вы кильки! — кричу. — Эй, кильки, килечки! Вас самих надо ловить и в банке мариновать!

Потянули мы верёвку, лодка сначала пошла тяжело, девчонки ничего даже и не заметили. Но потом лодка стала всё быстрее от тростников отдаляться, Надька тут и крикнула:

— Ой, а куда ж это мы плывём?..

— Ага-а! — закричали мы. — Попались!..

И давай изо всех сил тянуть верёвку.

А Надька в лодке вскочила и орёт:

— Отпустите!.. Слышите, отпустите!

— Вы чего там? — кричит Шурка.

— Клюёт рыбка, клюёт!

— Дураки!.. Отпустите сейчас же, чего мы вам сделали?..

Шурка вопит на берегу:

— Надька, развязывай верёвку, чего орёшь!

— Кильки, какие крупные кильки! — кричим мы. — Тянем-потянем! Тянем-потянем!.. Эге-е!.. Ого-го-о!..

Лодка уже совсем к нашему берегу приблизилась. И тут Надька с Ленкой сели тихонько на корме и стали реветь.

А я, честно скажу, не могу терпеть, когда ревут девчонки. Крикнул я нашим ребятам:

— Погодите тянуть!.. Да ну их!..

Вынул я перочинный нож, зажал его зубами и к лодке поплыл. Девчонки как увидели в зубах у меня нож, так и замерли. Надька-то реветь совсем перестала, а Ленка как завизжит:

— Ай, ай, ай! Режу-ут!..

Ну, думаю, пока доплыву до лодки, ты криком всю деревню соберёшь. Пропадай моя верёвка! И разрезал её чуть ли не посередине.

Девчонки увидели это, успокоились, Надька стала к берегу --">