Эфраим Ицхокович Баух , Наум Медовой - Горошки и граф Трюфель

когда-то жили в лесу, они даже выросли на ёлке. Но это было очень давно. Теперь их покрасили золотой краской, и они стали ёлочными игрушками.

Разноцветные электрические лампочки незаметно прятались среди веток. Зато зазнайка Наконечник взобрался выше всех на верхушку Ёлки и надменно поглядывал вниз.

Это очень понравилось графу Трюфелю. Трюфель расправил свои обёртки и с достоинством поклонился Наконечнику. Но Наконечник не ответил. Он очень важничал.

Последний шар, последняя серебряная нить… и Ёлка засверкала. Она стояла радостная и светлая, как нарядная девочка.

Ребята устали. Сейчас они лягут спать, потому что уже поздно. А завтра проснутся — и будет праздник.

Ребята ушли.

Лампочка мгновенно исчезла, и в комнате стало темно.

Глава четвертая

Луна в окне. Большая чашка. Горошки испугались. Зеленые точки в темноте.

Несколько мгновений было совсем темно. Потом глаза привыкли к темноте. С улицы в комнату вливался снежный свет. Сейчас была ночь.

Папа, мама, Серёжа, Иринка спали. Ёлка исчезла в темноте, потому что она была тёмно-зелёная, и казалось, что блестящие игрушки висят в воздухе. Серебряные шарики чуть слышно перезванивались на своём стеклянном языке. Конфеты не знали этого языка и не понимали, о чём говорят шарики. Но им нравился этот разговор, похожий на звон серебряных колокольчиков.

Сухо потрескивали шишки. От Ёлки шел знакомый запах смолы. Так пахло в лесу, где они выросли.

Книги молча стояли на своей полке. Но они не спали. Они никогда не спят и всегда готовы рассказывать истории, которые хранятся на их страницах. В комнате стало светлей.

— Тётушка Барбарис, почему стало так светло? — спросили неугомонные Горошки.

— Это Луна заглянула в окно. Сейчас она похожа на дольку апельсина. Но бывают дни, когда она совсем круглая, как целый апельсин или как вы, Горошки.

Тётушка только успела это сказать, как на неё посыпались вопросы.

— А почему мы круглые? И почему — разноцветные?

— А почему все так похожи друг на друга?

— А почему на нас нет одёжки?

— Такими вы родились на кондитерской фабрике, — начала свой рассказ тётушка Барбарис.

Она старалась припомнить всё, что когда-то видела.

Вот растирают большие сверкающие куски сахара, и они превращаются в множество маленьких звёздочек, острых и блестящих, а потом — в пыль, белую и чистую. И эта пыль течёт белым ручейком. Течёт-течёт и стекает в большую чашку, такую большую, что в неё можно было бы поместить пять мальчиков и пять девочек. Им было бы там весело, потому что эта чашка вертится, как карусель.

Но это ещё не всё. Сахар не только растирают в пыль. Его греют, и он тает, как снег. Сладкая водичка течёт разноцветными ручейками: красными, оранжевыми, зелёными. Это потому, что каждый ручеёк окрашивают в другой цвет. Но сладкие ручейки бегут недолго. Встретят на дороге дырочку — и в неё: кап, кап, кап.

Так все ручейки превращаются в цветные капли. Капли летят одна за другой в чашку, оранжевые, красные, зелёные, круглые, горячие, и с головой — в белую пыль.

Кап! кап! кап!

А чашка крутится-вертится, крутится-вертится, капли катятся, и пыль налипает на них, как снежинки на снежный ком.

Ну и весело же становится в чашке! Дух захватывает! Капли застывают. Это уже не капли, а шарики, крепкие, звонкие, как камешки. Шарики катятся, прыгают, поют…

И тётушка Барбарис тихо запела:

Мы веселы, мы сладки,

Мы шарики, мы крошки.

Хоть не росли на грядке,

Зовут нас все — Горошки.

Между тем с графом Трюфелем творилось что-то невообразимое. Он размахивал руками и кричал:

Рваный туфель,

Рваный туфель!

Графу Трюфелю снилось, что он Горошек. Он проснулся, открыл глаза и увидел Горошков. Они столпились вокруг тётушки Барбарис и удивленно смотрели на Трюфеля.

— Кха-кха, — кашлянул важно граф Трюфель, повернулся на другой бок и захрапел.

— Тётушка Барбара, — смеясь, сказали Горошки, — вы очень интересно всё рассказали, но всё-таки почему мы без одёжки, а граф Трюфель, даже когда спать ложится, не раздевается.

— Вы, Горошки, крепкие, закалённые, а у графа очень нежная шоколадная кожа, тронь её — сразу начнёт таять. Потому-то на нем так много одёжек, и он их никогда не снимает.

— Тётушка Барбара… — начали Горошки и снова испуганно замолкли.

В углу комнаты неожиданно вспыхнула зелёная --">