Юрий Федорович Стрехнин - Легенда о флаге

«Легенда о флаге» [Картинка № 5]"> ПРОЩАЙ, «БУКАШКА»! Сколько ни пришлось матросу Ивану Иванову и раньше и потом хлебнуть на войне всякого лиха, никогда не было у него так тяжко на душе, как в тот день, двадцатого сентября сорок первого года. День, который он запомнил на всю жизнь…

Это началось с минуты, когда, стоя на своем посту, в пулеметной башенке бронекатера, он увидел, что его приятель Василь Трында пробежал в командирскую рубку с листком только что полученной шифровки.

Иванов попытался себя успокоить: мало ли радиограмм принимал Василь?

Тот уже бежал обратно. Иванов крикнул:

— Что нового?

Как-то горестно махнув рукой, Василь, обычно словоохотливый, ничего не сказав, нырнул в люк радиорубки.

Недоброе предчувствие овладело Ивановым.

Стараясь избавиться от него, особо старательно следил за небом, матово-серебристым, чуть подернутым пас- мурью, с разбросанными по нему продолговатыми лохматыми облачками, всматривался в берега, меж которых полным ходом шел по течению их бронекатер и следом — второй.

Почти неподвижны облака. Ровные лесистые берега Десны едва, словно лишь на пробу, тронуты сочными красками осени… Все так спокойно с виду. Но того и жди — из-за облачка выскользнет черный силуэт фашистского самолета. Или с берега вдруг простучит пулемет, либо полыхнет вспышка орудийного выстрела. Может быть, немцы уже вышли к Десне…

Катер вдруг свернул в какую-то протоку. Застопорил ход. То же самое проделал и другой.

«Зачем?» — насторожился Иванов.

Открытая резким движением, лязгнула броневая дверь командирской рубки. Из нее, привычно нагнув при выходе голову, шагнул мичман, командир катера. Его лицо было мрачно. За ним, озабоченно говоря ему что-то, вышел капитан-лейтенант Лысенко, командир дивизиона.

Медленно подрабатывая мотором, бронекатер прижался бортом к низкому берегу, поросшему реденьким ивняком. Швартовы^[1] не завели. Значит, остановка ненадолго?

Мотор катера смолк, и сразу вокруг стало тихо. Даже было слышно, как несколько раз тенькнула в кустах какая-то пичуга.

— Команде построиться по правому борту!

Живчиком выскочил на палубу Василь; неторопливо поднялся из машинного, привычно легко протиснув в люк широкое тело, Мансур Ерикеев; встали справа и слева от Иванова, как всегда. К ним пристроились кормовой пулеметчик, сигнальщик и единственный подчиненный Ерикеева — второй моторист: экипаж бронекатера не велик.

— Смирно!

Мичман оглядел строй. Все стоят не шелохнувшись, только речной ветерок легонько перебирает ленточки бескозырок. Как положено в строю, недвижны лица. А в глазах каждого тревожный вопрос…

— Товарищ капитан-лейтенант! Экипаж корабля построен. — Мичман, взяв под козырек, встал на правом фланге.

Теперь все взгляды были устремлены на командира дивизиона. Что означает остановка, построение?..

Лысенко — невысокий, плотненький, беловолосый, в туго надвинутой фуражке — стоит словно окаменев, будто и сам тоже в строю. Скорбная складка сверху вниз прорезала лоб меж прихмуренных белесых бровей. Губы стиснуты. Словно не решается начать. Но вот заговорил:

— Мы сражаемся третий месяц. Сражаемся с первого дня. Вы достойно выполняли свой долг всюду. На реке Муховец под Брестом. На Припяти. На Днепре — от Киева до Черкасс. И здесь, на Десне… Вы защищали родные реки, родные берега как только могли. Враг попробовал, что значит попасть под огонь наших катерных пулеметов. Но пока что он сильнее нас…

Лысенко сделал паузу, словно задумавшись, как же ему сказать то, что должен сказать неминуемо.

— Радио из штаба флотилии. — Голос капитан-лейтенанта стал глуховатым, что-то мешало ему говорить. — Получено радио штаба, — овладев собой, повторил он. — Впереди и сзади нас противник вышел на Десну, прорвался за Днепр. Путь нам перерезан всюду. Горючее и боеприпасы на исходе. Действовать кораблями более не можем. Но они не должны стать добычей врага.

Капитан-лейтенант помедлил секунду, как бы преодолевая что-то в себе, сказал решительно:

— Приказ командования: корабли затопить.

«Затопить…» — словно ветром колыхнуло лица.

— Другого выхода нет.

У Иванова дрогнули губы. Затопить бронекатер, родную «букашку», как шутя, ласково называли они свой крохотный корабль. Каждая заклепка на нем знакома…

Затопить…

Невольные слезы застлали глаза. Сморгнул, сжал зубы: матросы не плачут! Старался --">