Татьяна Геннадиевна Корниенко - Херсонеситы

старшим братом. Пугали и теперь, после его четырнадцатилетия. «Наш мальчик ходит одними дорогами с Аидом^{1}», – шептала она мужу. Об особенностях единственного в семье сына говорить было не принято, но, несмотря на запретность темы, к мальчику прислушивались. И первый же совет – не отправлять добытое трудом и по́том зерно нанятым кораблем – принес ощутимую выгоду. Корабль канул в бурном Понте^{2} а тысячи амфор, полных золотистой пшеницы, были погружены в Керкинитиде^{3} и выгружены в Херсонесе^{4} из трюмов более благополучного судна.

После занявшегося, но ожидаемого, а потому так и не разгоревшегося пожара Дионисий почувствовал, что отношение к нему изменилось. Высокий, сильный и обычно веселый отец в присутствии сына подбирался, становился излишне сдержанным. То же самое происходило и с Алексией. Но глаза матери по-прежнему излучали любовь и гордость своим Дионисием, умеющим рассуждать не по возрасту здраво.

Три лета назад у него, проводившего все свое время в обществе младшей сестры Дайоны и нескольких малолетних рабов, живущих в угловой башне усадьбы, появился друг.

15 мин + ₪ ₪ ₪

В тот день они с отцом зашли в храм Деметры^{5}, благоволящей всем, чей труд был связан с землей. Колосья пшеницы отяжелели, приобрели зрелый цвет. Для сбора богатого урожая требовалось время, и Гераклеон хотел, чтобы в тот миг, когда Громовержец решит обильными дождями охладить раскаленную, словно жаровня, Таврику^{6}, добрая богиня замолвила словечко. Статуэтка быка, которую Гераклеон собирался положить на обвитый беломраморной змеей жертвенник, служила гарантией того, что занятая своими трудами Деметра не забудет о просьбе.

Дионисий был рядом и с интересом наблюдал за принесением жертвы, надеясь как-нибудь узнать, понравилась ли статуэтка Деметре. Поэтому не обращал внимания на людей и звуки, но, почувствовав укол чужого взгляда, обернулся.

Старик в жреческом одеянии стоял за спиной. Дионисию вдруг стало радостно и тревожно: в мире оказался еще кто-то, умеющий Слышать и Видеть.

«Подойди!»

Приказ прозвучал властно, и мальчик, не раздумывая, направился к жрецу.

«Ты меня слышишь? Отвечай».

Губы старика оставались неподвижными, но Дионисий быстро кивнул и повторил вслух:

– Да, я слышу тебя.

Обернулся отец. Увидев жреца, почтительно склонил голову, хотел что-то сказать, но старик остановил его жестом:

– Ха́йре, Гераклеон. Ты пришел к Деметре, так и продолжай беседовать с богиней. А мне позволь поговорить с твоим сыном. – Затем развернулся, приказав на ходу: – Следуй за мной, мальчик.

Подобрав складки гиматия^[1], он с трудом опустился на широкую скамью, и Дионисий понял, что жреца мучает боль в искривленной старостью и болезнями спине. Даже увидел ее, пульсирующую, привычную, и, не умея еще сдерживаться, протянул руку.

– У тебя болит здесь и здесь. То, что у всех людей ровное, у тебя скрючено и мешает движению.

Старик согласно кивнул:

– Верно. После удара моя спина утратила былую ровность и нещадно ноет… А в тебе я не ошибся. Как зовут тебя, сын Гераклеона?

– Дионисий.

– Отец не говорил мне о твоих умениях. Он мудр… Каков твой возраст?

– Боги дали меня матери одиннадцать лет назад.

– Хороший возраст.

– Почему хороший?

Дионисий удивился: ему нравилось жить и в шесть, и в восемь лет…

– Ты уже достаточно созрел для серьезных дел, но все еще остаешься пластичным, как глина, – непонятно пояснил старик, но Дионисий уловил его удовлетворение. – И у тебя хороший нрав, – многочисленные морщины неожиданно сложились в улыбку. – Мое имя Епифаний. Я жрец этого храма и служу Деметре.

Дионисий осторожно кивнул. Как вести себя с тем, кто умеет проникать в самую сердцевину твоих мыслей и желаний, он пока не знал.

– Давно ли ты разговариваешь с богами? – приглушенно поинтересовался Епифаний.

Все слова, составляющие вопрос, Дионисию были знакомы, но он уловил какой-то особый смысл в их сочетании и промолчал, чуть приподняв и опустив плечи.

– Не понимаешь… Мал еще. Ладно, спрошу проще: давно ли ты умеешь слышать без слов и видеть без света?

Этот вопрос был понятен. Чуть подумав, Дионисий ответил:

– Всегда. Сначала я считал, что даже варвары^[2] умеют то же, что --">