Дина Леонтьевна Бродская , Антонина Георгиевна Голубева - Белоснежка

дряхлые, что казалось они не доберутся до бани. Шли целые семьи: женщины несли на руках закутанных младенцев, похожих на кульки; рядом с матерью, держась за ее юбку, ковыляли малыши, а позади старшая дочка волокла таз и узел с бельем.

По субботам, около пяти часов вечера, Ксенька и Аришка всегда встречали остроносую девочку в капоре и в синей бархатной шубке. Это была дочь военного доктора Матвеева с Большой Пресни.

Девочку провожал усатый денщик. Он нес черную нотную папку. Подруги называли девочку в капоре „докторская“ или „дылда“. Их очень смешило, что огромный усатый солдат на перекрестках бережно переводит за руку такую большую длинноногую девчонку. Однажды подруги шли сзади и видели, как девочка, поставив ногу на тумбу, скомандовала: „Трофим, застегни!“

Солдат наклонился и стал застегивать ботик.

Ксенька фыркнула:

— Постыдилась бы! Такая здоровенная! Ей, наверно, как нам, лет двенадцать, не меньше.

— Настоящая дылда!..

Возле часовни мученика Пантелеймона девочка в капоре остановилась. Она пошарила в карманах шубки и сказала:

— Трофим, дай гривенник!

— Де ж я, барышня, возьму?

— Мне нужно! — топнула ногой девочка. — Я хочу опустить в церковную кружку.

Денщик вздохнул, переложил нотную папку подмышку, отвернул шинель и полез в карман. Он вытащил маленький засаленный кошелек, долго рылся в нем и наконец протянул девочке монету.

— Три копейки! Мало! — покривилась девочка, но все-таки подбежала к каменной нише и, перекрестившись, опустила монету в кружку.

— Видела? Деньги-то, наверно, солдатовы, — шепнула Аришка.

— Это она, видно, перед экзаменом бога задобрить хочет…

От Зоологического сада к Кудринской площади дорога поднималась в гору.

Мимо пожарной части подруги старались пробежать как можно быстрее. Они боялись, что, того и гляди, распахнутся деревянные ворота пожарного сарая и оттуда под звон колокола, раздувая ноздри и храпя, вылетят сытые лошади серой масти и растопчут их под копытами.

Добежав до садовой решетки Вдовьего дома, девочки останавливались передохнуть и клали сумки на каменный выступ ограды. В церкви Благовещенья звонили ко всенощной. Смеркалось, но еще хорошо был виден в глубине сада большой оранжевый дом с колоннами, сырые дорожки и голые кусты сирени. На длинных скамеечках, точно вороны, сидели вдовы. Они были одеты во всё черное, с креповыми вуалями на черных шляпах.

— Когда ни пойдешь мимо, все вдовы на лавочках сидят, — говорила Ксенька.

— Чего им еще делать? Ведь не простые, а офицерские… Пусть их сидят. Пойдем лучше рыбок глядеть.

У девочек на Кудринской площади были две любимые лавки — цветочная и рыбная.

Рыбная лавка купца Кривоногова помещалась напротив Вдовьего дома. У одного из окон всегда толпилась детвора и, прильнув носами к стеклу, жадно разглядывала аквариум с рыбами.

Аришка расталкивала мальчишек и лезла прямо к окошку. Ксенька, приподнявшись на цыпочки, заглядывала через головы ребят. Если подругам удавалось пробраться к окну, то оттеснить их оттуда мог только Васька Стамескин из дома Рышковой, самый отчаянный мальчишка на Большой Пресне.

За толстым стеклом, в прозрачной зеленоватой воде аквариума, качались, словно от легкого ветра, длинные стебли водорослей. Юркие золотые рыбки, сверкая чешуей, гонялись за хлебными крошками. Над ними медленно, точно сонный, проплывал большой карп. Его обгоняла стайка красноперых окуней, а на дне аквариума, среди песка и ракушек, копошился страшный, черный, похожий на змею угорь.

Рыбы за стеклом проплывали так близко от девочек, что Аришка испуганно щурилась: казалось, что вот-вот окунь ударит ее хвостом по лицу.

Внутри лавки купца Кривоногова подруги не были еще ни разу.

У дверей лавки стоял „мальчик“ — лет четырнадцати парнишка в белом фартуке и огромных сапогах. Когда он видел, что ребята толпятся у порога, он распахивал дверь, плескал в них из ковшика селедочным рассолом и орал:

— Я вас, рвань трехгорная!..

Ребята с визгом бежали от дверей. Остановившись возле соседнего магазина, они оттирали друг другу мокрые спины и высовывали мальчишке язык.

— Тухлый карась! Снимай кривоноговские сапоги!

От рыбной лавки девочки поворачивали домой. Уже было совсем темно, и Ксенька боялась, что они не успеют приготовить уроки. Да и голод давал себя знать. У порога их дома, на деревянной лестничке, уже стоял дворник, зажигал --">