Анатолий Иванович Мошковский - Семка — матрос на драге

между бортами лодки и драги терлись и скрипели упругие кранцы. Кончив работу, Семка вытер о штаны руки и ловко вспрыгнул на палубу драги.

А по палубе уже гуляла холодная вода, плавучую фабрику кренило, и иногда приходилось на ходу хвататься за поручни, стенки и стрелу, чтобы не упасть.

К Михаилу подошел отец. Сапоги у него намокли, на усах и бровях тоже блестели капли. Он что-то крикнул и замахал руками, но моторист показал на уши и пожал плечами. И лишь когда отец закричал, напрягая голос, Семка разобрал, что он требовал заглушить мотор: драгу могло выбросить на берег и поломать.

— А мы ее чуток от берега в море отведем! — в ухо драгеру прокричал Михайло.

— Не морское это судно, драга! — загремел отец. — Для рек она предназначенная, ни одна еще драга не работает в море!

— А наша будет, Тимофей! — крикнул Михайло. — Будет!

Отец насупленно посмотрел на него, постоял у двигателя, потом махнул рукой и зашагал к лебедкам.

Напряглись тросы якорей, заведенных в море, завертелись маховики лебедок, и судно медленно двинулось в Байкал, навстречу волнам и ветру. Оглушительно грохотала бочка, дробя обломки скалы, гравий. Вода уносила вниз тяжелые крупинки драгоценного металла, и они просеивались сквозь несколько грохотов и оседали в особых шлюзах.

Внезапно Семка увидел, что Ариша шатнулась. Лицо ее залила бледность. Она стояла у маховика, закрыв рукою глаза. Укачало! Семка подбежал к ней и крепко вцепился в чугун маховика. Егор одобрительно кивнул ему, и Семка почувствовал себя уверенней. Много раз бывал он на драге, не раз матросы других смен ставили его к лебедке: «Учись, учись, пацан, может, пригодится еще!» — и Семка научился кое-чему.

И вдруг он почувствовал, что отец смотрит на него. Холодом ожгло Семкину спину. Он вобрал голову в плечи, съежился, но руки с маховика не отпускал. Отец мог ударить его, оттолкнуть — всего ждал мальчик, но от лебедки не отходил. Он крутил ее то вправо, то влево, и, если недостаточно далеко отводил драгу, Егор махал рукой, и Семка доводил драгу до нужного места. К нему подошел отец, постоял рядом, посмотрел, потом отвел Аришу к верстаку и, не сказав ни слова, ушел в машинное отделение. Семка торжествовал: значит, драгер ничего не имеет против того, что он стоит у лебедки, стоит как заправский матрос!

Когда смерилось, в море появилась светящаяся точка: моторка везла к ним ночную смену. Быстро пролетело восемь часов, и вот уже их команде пора на отдых. Семка утомился, ботинки его насквозь промокли, спина ныла, хотелось есть. Он стоял у лебедки и представлял: через каких-нибудь полчаса он очутится на сухой, теплой и неподвижной земле, главное — на неподвижной. Все время его так мотало и раскачивало, так мутило — просто не верилось, что рядом находится неподвижная земля, где не нужно хвататься за деревья и кусты, чтобы не упасть.

Замолк мотор, отец приготовился сдавать смену. Моторка с трудом пристала к драге, но каково же было удивление Семки, когда он увидел, что в ней никого нет, никого, кроме моториста.

— А смена где? — крикнул отец.

— Какая тебе еще смена! — отозвался моторист. — Залезайте, покуда живы, — и в поселок… Кто в такую погоду работает?

Егор и дядя Михайло стояли у поручней, Ариша полулежала на верстаке, обмякшая, побледневшая. Моторист, сморщив от напряжения лоб, смотрел снизу на них и держался за драгу, чтобы моторку не било о борта. Отец перекинулся несколькими словами с Михайлом и Егором и сказал:

— Поезжай-ка ты, откуда пришел, а мы уж помаемся за лодырей.

— Вы… вы здесь останетесь? — не поверил моторист.

Но отец даже не ответил ему.

— И захвати с собой Аришу! — крикнул он, уходя. — Совсем укачало девчонку.

Ушла моторка с Аришей, зажглись на драге прожекторы, ослепив темно-зеленую пенистую воду и отвесный скалистый берег. Взревел мотор, и Семкина рука легла на холодный чугун маховика. И снова, заглушая шум воли и свист ветра, загрохотала бочка и один за другим поползли под воду стальные черпаки…

А к утру, когда Байкал стал успокаиваться и «беляки» — белые гребни — исчезли, Семка почувствовал такую усталость, что на мгновение глаза его сомкнулись и он увидел себя в постели.

— Был уговор не киснуть! — вдруг прогрохотало над его ухом. — Поддай уголек, пацан!

Рядом стоял Михайло и обтирочной ветошкой щекотал его шею. Семка встрепенулся.

Скоро моторка привезла новую смену, а они помчались к пирсу. Семка опять --">