Александр Петрович Торопцев - Азовское море и река Рожайка (рассказы о детях)

тропке вдоль густой шеренги акаций, и вдруг его окликнули:

— Здравствуй, Слава! С приездом. Скоро торговать будем? Ха-ха!

— Здравствуйте, — тихо ответил он незнакомой розовощекой тете и, не зная, что ответить ей, посмотрел на дядю Васю.

Тот замедлил шаг, тоже поздоровался с женщиной и усмехнулся:

— Скоро-скоро. Вот «колхозница» созреет.

— Поторгуем! — рассмеялась незнакомка. — До свидания!

Славка судорожно напряг память: «Откуда она меня знает? Какая торговля? Какая колхозница?»

— А кто это, дядя Вася?

— Забыл? Да это еще в «Русской» было четыре года назад. Пошли мы все на море, взяли гарбузов, дынь, персиков. У базара тетя Вера с кумой разговорилась. А ты за прилавок встал, как купец, и стоишь. Подошла отдыхающая из дома отдыха и спрашивает: «Почем дынька, мальчик?» А ты ей: «Три рубля штучка, два рубля кучка!» Мы все чуть не упали со смеха, вспомнил?

— Нет, — какой-то провал в памяти получился у Славки: деревню «Русскую» он ни капельки не помнил!

— Бывает, — сказал дядя Вася. — Ты же совсем маленький был. — Четыре годика.

— Тю! Кто приехал! — еще одна незнакомая встретилась. — Здравствуй, Слава! Торговать скоро придешь?

— Здрасте, — вымолвил Славка, напрягая все свои мозги.

«Ничего не помню! — грустно подумал он, когда они подошли к калитке дяде Васиного дома. — Может, утром вспомню чего-нибудь».

Утром он побежал на море. Но около небольшого базара его окликнули:

— Славка, привет! Скоро торговать придешь?

Он оглянулся: длинный-длинный зелено крашенный стол под шиферным навесом, человек пятнадцать продавцов с абрикосами, луком, яблоками — и ни одного знакомого лица!

— Привет, скоро приду, — буркнул он, чтобы не приставали, повернулся и быстро потопал на море.

На следующее утро он встал в пять часов, взял «донку», банку червей, снизку и, осторожно оглядываясь по сторонам, пошел ловить бычков.

«Ух, никого!» — обрадовался он, проходя мимо базарчика. Но на обратном пути, когда шел он домой часов в десять с полной снизкой мордастых рыбешек, его опять поймал чей-то голос — около калитки, вот что обидно:

— Славка, привет! Колхозница созрела, пойдем завтра на базар, — крикнул Генка, соседский паренек, с кем они играли вечером в шахматы.

— Привет. Что-то не хочется, — вымолвил известный на всю округу купец.

— Ты что?! — Генка удивился. — Колхозница нарасхват идет. «Три рубля штучка, два рубля кучка»! Забыл?! Ха-ха. Завтра в восемь зайду.

«Какие кучки, какие штучки! Что они ко мне все привязались!» — Славка запаниковал.

На огороде у тети Веры созрела всего одна маленькая желтобокая дынька (их здесь называли колхозницами почему-то). Бабушка сказала, что ее сегодня вечером съедят всей семьей на ужине. И — самое главное! — он просто не знал, как торговать, он никогда этим не занимался. Да и нечем ему было торговать на поселке!

Он кинул кошке бычков (та счастливо зафурмыкала), сел под молоденькой вишней на стульчик и загоревал.

— Тю! Ты не заболел ли? — всполошилась тетушка.

— Жарко просто.

— С непривычки это. А ты старое одеяло расстели, в летней кухне лежит, да поваляйся в тенечке.

Славка так и сделал. И уснул под легкий шорох вишневых веток.

Еще три дня Славке приходилось вставать ни свет ни заря, чтобы раньше всех попасть на море — чтобы не попадаться никому на глаза. На четвертый день за ужином (а ел он то у тети Веры, то у тети Зины, когда как получалось) дядя Вася, разрезав пахучий желтый шарик на сочные дольки, торжественно произнес:

— Ну что, Слава, пойдешь завтра на базар с Ниной? Возьмете три дыньки — к утру как раз дойдут — еще чего-нибудь, а?

— Я даже не знаю, — вздохнул Славка, как перед казнью.

— Пойдем, чего ты? — Нина была на год моложе его — сероглазая южная девчонка с вредным «тю», без которого здесь не обходилась ни одна фраза. — Все девчонки пойдут, Генка с Колькой.

«Еще чего!» — подумал он, а у Нины свое на уме:

— Завтра воскресение, забыл? Отдыхающих будет много, и в пионерлагеря родители приезжают.

— Ну и что? — Славка заморгал глазами.

— Тю?! Та ты чо?!

— Пойдет-пойдет, — добродушно улыбнулась тетя Вера. — Он это дело знает, правда, Слава? Мне тетя Валя, Нинина крестная, уши прожужжала, как нахваливала тебя. Четыре года прошло, а все помнит, как ты всех тогда рассмешил. Отдыхающая-то так три рублика за штучку и выложила. А потом и --">