Лазарь Викторович Карелин - На тихой улице

Глядя на этот дом, щедро высвеченный ярким поутру солнцем, Алексей невольно залюбовался им, но вместе с чувством изумления, которое всякий раз приходило к нему, когда он глядел на своего величественного соседа, сейчас его охватило внезапное чувство горечи, душевной боли, и память подсказала, отчего пришло к нему это чувство. Подумалось: «Отец этого не увидел…»

Двенадцать лет назад таким же, как и сегодня, солнечным летним утром Алексей узнал о гибели отца. Инженер-строитель Николай Кузнецов в первые же дни войны добровольцем ушел на фронт. Он погиб в боях за Сталинград.

Алексей любил отца. Он звал его, как звала и мать, Колей и сызмальства привык считать своим первым товарищем. Да так оно и было на самом деле: не было случая, чтобы отец подвел сына, а сын подвел отца в трудные минуты жизни. Их было много, этих трудных минут. И первый урок плавания, когда, сброшенный отцовской рукой с лодки, Алеша должен был либо «погибнуть», либо поплыть. И первая ссора с приятелем, когда отец, поступив «по справедливости», встал на сторону не сына, а его противника. И, наконец, первый «мужской» разговор между сыном и отцом о будущем, о выборе профессии, когда перед неумолимыми отцовскими доводами в пух и прах развеялись все Алешины мальчишеские мечты о жизни, полной приключений, и впервые запали в сознание мальчика отцовские слова: «Помни, сын, человека делает труд».

Маленький Алексей гордился отцом, хотя и знал его слабости и осуждал за любовь к чертежам и всяким там строительным расчетам в ущерб даже таким серьезным занятиям, как катание с гор на лыжах или хождение в кино на фильмы «про войну». Когда же отец пришел домой в военной форме, когда, неумело поднеся руку к пилотке, откозырял жене и очень весело и молодцевато отрапортовал: «Солдат Московского ополчения Кузнецов явился по вашему приказанию!» — сердце мальчика преисполнилось такой гордости за отца, что, казалось, еще секунда — и он, сын солдата, разревется от восторга и умиления, как девчонка.

И вот отца не стало. Алексею было четырнадцать лет, когда он узнал о его гибели. Что мог он сделать в свои четырнадцать лет, как должен был поступить, когда суровая правда слов на воинском извещении: «Пал смертью храбрых», — дошла наконец до его сознания? Алексей бросился в военкомат, стал требовать, чтобы его послали на фронт, в ту самую часть, где погиб отец. Его отослали домой. «Не дорос еще, — сказали ему. — Подожди, успеешь».

Но, мальчуганом встретив Отечественную войну, взрослея и мужая в военные годы, Алексей так и не успел встать в солдатский строй защитников Родины…

— Алексей Николаевич, ловите! — послышался вдруг озорной мальчишеский голос, и откуда-то из глубины улицы к окну взлетел футбольный мяч.

Алексей ловко подхватил его и, перегнувшись через подоконник, отослал вниз — туда, где, задрав головы, стояли в ожидании два вихрастых паренька.

— И это судья-то!.. — входя в комнату, с упреком сказала немолодая, с заметной сединой женщина. — А если стекло выбьешь? Ведь за это штрафуют.

— Штрафуют, мать, штрафуют, — смеясь, отозвался Алексей. — А как же…

— Ну вот! А ты еще и пример показываешь. Судья, милый мой, должен особый надзор за собой иметь. Серьезность — вот что ему к лицу.

Мать внимательно и чуть насмешливо взглянула на сына, а руки ее, узловатые, морщинистые, больше, чем седина в волосах, говорившие о ее возрасте, уже принялись что-то прибирать на сыновнем столе, уже потянулись к тряпке и без помощи глаз, точно на ощупь, отыскали маленький косячок пыли на книжной полке.

С приходом матери в комнате Алексея все как-то разом обрело свое место и открылось взгляду, повествуя о простом и спокойном укладе жизни трудовой, скромно живущей семьи. Серенькие чистые обои заметно выцвели от времени, и блеклые цветочки на них казались старомодными, давнишними, как старомодной и давнишней была тюлевая занавеска на окне, хотя и по-молодому топорщились ее скованные крахмалом складки.

Обои, и занавеска, и домотканая дорожка через всю комнату — это было от родителей, было памятно с детства. Вместительные полки с книгами, письменный стол, прибранный и широкий, такой, что --">