Самуил Ефимович Полетаев (Миримский) - Скворец №17 (рассказы)

хвастался розовым швом, как будто это было ранение, полученное на войне. Он рассказывал о своих новых знакомых, о каком-то старике Глебе Николаевиче, который будто бы съел нечаянно ложку, а когда ему вскрыли живот, то нашли там один жалкий обсосок, и все смеялись, потому что язык у Генки был без костей, но рассказы его нисколько не забавляли Саньку.

Сойка ему почти не попадалась теперь на глаза. Она, видно, никому и не рассказала, что они брат и сестра, хотя, наверно, многие знали, но избегали заговаривать об этом — с Санькой связываться было опасно, а Сойка очень уж была тихой и незаметной. Где-то изредка мелькнет — то во дворе, то в столовой, то в школе — и тут же исчезнет. Но однажды Санька все-таки столкнулся с ней — так уж получилось. Пошел по делу в пионерскую комнату и остановился от того, что кто-то смотрел ему прямо в глаза. Это была она, Соня Кудеярова, так было написано под фотографией, никакой ошибки, а ещё было написано, что она очень хорошая закройщица, прекрасно учится, пользуется всеобщей любовью и вообще девочка, с которой надо брать пример. И смотрела с фотографии глаза в глаза, и даже улыбалась доброй, приветливой улыбкой, чуточку смущенная от того, что ей некуда было спрятаться с доски Почета. Санька в первый раз хорошенько рассмотрел лицо своей сестренки Сойки, разглядывал, чувствуя неловкость, будто это живая Сойка краснела под его бесцеремонным взглядом. Видно, фотография висела уже давно, уголок на ней отклеился, кто-то, наверно, собирался отодрать. А он-то, Санька, бывал уже здесь раньше, а почему-то Сойку не замечал…

По субботним вечерам в клубе устраивались танцы. Музыки было больше, чем надо, — репетировал детдомовский оркестр, чаще всего два-три человека, саксофон, музыкальные тарелки, пианино, на котором Эдик Коновалов мог играть что угодно и даже фантазировать. Здесь, на танцах, завязывались дружбы, ребята учились вальсам, фокстротам и танго, тогда ещё не вышедшим из моды. Девочки приходили разодетые, с чуть подкрашенными губами и подведенными глазами, в туфельках, которые не значились ни в каких детдомовских ведомостях. Воспитатели не беспокоили, — уложив малышей, они уходили, оставляя ребят резвиться до самого поздна. Танцы эти назывались вечерами отдыха, и Санька был их усердным посетителем, однако в последнеё время он не заглядывал в клуб — пропала охота. Он бы и на этот раз не пришел, если бы не Инка Савельева, которая вцепилась в него и затащила силком. В клубе он еле отвязался от неё и спрятался за колонной. Инка разобиделась, схватила Генку Веточкипа и закружилась с ним, бросая на Саньку презрительные взгляды, но Санька вовсе не смотрел на нее, потому что увидел Сойку, да не одну, а с Вовкой Чукалдиным, верзилой из девятого класса. Растопырив свои ручищи, Чукалдин крутил Сойку так, что она почти не касалась пола, далеко откинув голову и трепеща плиссированной юбочкой. И только сейчас до Саньки дошло, что Сойка даром что ростом не вышла, а девочка хоть куда, настоящая девушка, даже, можно сказать, красивая. Санька следил за нею, ошеломленный своим открытием, и радовался, что она ему не кто-нибудь, не посторонняя, а сестренка, родная кровь, и что, кроме нее, у него нет никого здесь ближе. И вдруг он подумал: а Чукалдин причем? Он-то какое имеет к ней отношение? Амбал же этот с выпученными от усердия глазами держал её своими руками-граблями, и она висела на нем, сияя ласковыми глазами, будто роднеё Чукалдина нет ей человека на свете.

Санька дождался окончания танца, вышел из-за колонны, чтобы потолковать с Чукалдиным по душам, но его опять подхватила Инка Савельева и потащила в круг. Она была отходчива и не помнила обид, однако настырность её превышала всякую норму.

— Сгинь! — шепнул он, ища глазами Сойку, но подойти к ней не успел — начался новый танец. Сойку увел Генка Всточкин и закрутил ее, как заправский танцор.

— Ну, аппендикс, мы с тобой ещё поговорим! — процедил сквозь зубы Санька, несказанно удивляясь: Сойка и на Генку смотрела, как на родного, и это уже попахивало предательством. Саньке стало душно в клубе, он выскочил на крыльцо и увидел малышей, прилипших к окнам.

— Брысь! — крикнул он.

Малыши разлетелись, как воробьи, а Санька, замирая от стыда, приник к окошку и встретился глазами с Никой, искавшей ого в темноте двора. Он нагнулся и продрался сквозь кустарники к беседке. Что же это получается, с тоской подумал он, чувствуя, как забота о сестренке все больше --">