Стеван Булайич - Ребята с Вербной реки

кончилась плачевно. Кухарка Тереза, встревоженная криками петуха, неслышно подкралась к увлечённому черноногому и, разобравшись, в чём дело, так огрела, его поварёшкой пониже спины, что он выпустил петуха. Но как раз благодаря меткому удару Терезы в руке у Циго остался пучок самых красивых перьев, а сам он, долго не раздумывая, умчался со сверхзвуковой скоростью. Потом, чтобы утешиться после коварного Терезиного нападения, он принялся менять петушиные перья на всякую всячину.

С помощью воинов племени черноногих к вечеру его коллекция шариков увеличилась на четыре «мраморных» и восемь простых, а в колчане появились три отравленные стрелы, хотя, надо признаться, яд был не бог знает какой. Наконечники стрел были синие. Циго подозревал, что «яд» приготовлен из плодов дикой черёмухи, но Пирго уверял, что он добыт из сока редчайшего растения, что от этого яда раненый медведь подыхает за полсекунды, причём коченеет и становится зелёным, словно замшелый ствол, и что он, Пирго, однажды видел это своими собственными глазами.

Как бы то ни было, Циго поверил. Поверить было легче, чем найти медведя и испытать на нём оружие.

И вот теперь красное перо, стоившее ему из-за Терезы таких трудов и мучений, лежало у него на ладони переломленное пополам.

Вот бы натянуть ореховый лук, наложить отравленную стрелу и устремиться на тот берег, чтобы в огне и дыму битвы утолить жажду мщения!

Но рука Вождя удерживает его.

— Ну, почему замолчал? Что — но?..

Тут Циго не выдерживает. Ему так жаль изуродованного пера, что он забывает о гордости закалённого воина и проявлении уважения к Вождю. Плачущим голосом он продолжает:

— Да, вот, значит, Ми́ча, то есть Вождь, увидел я четверых. Но… — Циго так и не удалось закончить. Его донесение было уже совершенно ненужным.

Городские мальчишки, или, как их называли черноногие, гаги, шли в атаку.

Вслед за четвёркой замеченных Циго разведчиков, размахивая рогатками, густой волной поднялись из-за кустов три десятка мальчишек. С неописуемым завыванием и воплями они, в чём были, бросились в реку. Впрочем, особого геройства в этом не было, ибо солнце пекло нещадно. Вот они уже на берегу, среди захваченных врасплох стальных воинов племени черноногих. Дождём посыпались глиняные ядра, в ивняке послышался вопль Низо:

— Ой! Убили! Погиба-а-а-ю! — И «убитый», размахивая руками, словно отгонял оводов, помчался через луг с такой скоростью, что и ног не разглядеть.

В мгновение ока правый фланг черноногих был разгромлен. Только Пирго, с боевым пером в волосах, ещё пытался сопротивляться. Он хорошенько огрел ближайшего противника луком по спине, но затем и сам, поддавшись панике, пустился наутёк. Вождь и Циго прочно залегли за вербой. Им удалось отбить первую атаку и дать левому флангу возможность отступить. Но сила солому ломит! Первый успех так окрылил врагов, что они ещё яростнее рванулись вперёд со старым испытанным ковбойским кличем: «О-ла-ла!» Тут Циго, а за ним и Вождь почувствовали, что умнее всего прибегнуть к «тактике отступления», её, как известно, усердно и весьма находчиво защищают и отстаивают только слабейшие.

Итак, черноногие, не переводя дыхания, проскочили луг, вырвались на пыльный просёлок и тем же маршрутом, каким только что быстрее зайца промчался Низо, добрались до Куньей Горки, откуда уже могли увидеть свой детдом.

Куньей Горкой назывался небольшой холм, на вершине его росло несколько огромных дубов.

Кто и когда назвал этот холм Куньей Горкой — оставалось тайной. Кроме лесных мышей, никаких более крупных зверей там не водилось, а уж куницы тем более. Бо́ца (с ним мы ещё не успели познакомиться, так как он в числе первых задал стрекача вместе со своим левым флангом) считался знатоком охоты и диких зверей. Он знал прямо-таки всё, что касалось охоты и охотничьих премудростей.

Знал, как ставить западни на оленей и лисиц, на зайцев и куропаток, знал, когда начинается олений гон и когда у барсуков появляются детёныши. Он умел подражать голосам разных птиц. Разбирался в охотничьих ружьях, всяких там одностволках, двустволках, карабинах и дробовиках, шомполках, берданках и трёхствольных ружьях, сразу мог узнать штуцер и винчестер и описать их до последнего винтика. Впрочем, изо всех этих ружей он лично ценил, «если уж хотите знать», «гамлетовку», которую так назвали именно потому, что её конструктором был не кто иной, как принц Гамлет.

«Если уж хотите --">