Лидия Алексеевна Чарская - Лидианка

у стола. Напротив — Лидианка с серьезным видом заказывает на завтра обед Серафимушке.

Слышатся отрывистые фразы:

— Цыплята… Что? Дороги! Жаль! Папочка их любит… Пирог с черносливом… прекрасно! Папочка, ты будешь охотно кушать черносливовый пирог?

Павел Петрович не отвечает. Павел Петрович смотрит в милые черные глаза, в красивое личико, обрамленное, как рамой, темными, с червонным отблеском, волосами, и только со вздохом не то счастья, не то сладкой тоски из его старчески-поблекших губ срываются два слова:

— Деточка, милая!

И крепко-крепко целует свою Лидианку.

* * *

Ночь. В маленьком домике тихо, как в склепе. Все разошлись по своим углам. Павел Петрович в крохотном кабинете, служащим ему заодно и спальней, Серафимушка в каморке подле кухни. Лидианка у себя. Серафимушка спит крепким здоровым сном вдоволь наработавшейся за день женщины. Старый учитель далек от сна. Боясь пошевелиться, он лежит в постели и думает о дочери. Из-за стенки слышится по временам легкий шорох. Это она, его девочка, переворачивает страницы литографированных заметок, лекций по французской литературе. Он знает, что, услышь только его девочка, что он не спит и ворочается в постели, она подумает, что это из-за нее, из-за того, что приходится шелестеть бумагой и двигаться по комнате. Бросит, пожалуй, заниматься, а все же не уснет… Пока не пройдет всех оставшихся ей экзаменационных билетов, ни за что не уснет! Он прекрасно знает свою заботливую, серьезную дочурку.

И старый учитель задерживает приступ кашля, подступающий к груди, который может встревожить Лиду, и боится переменить позу на более удобное положение, чтобы шорохом не привлечь внимания девушки.

О том, чтобы уснуть, он и не думает даже. Пока его девочка бодрствует там, за стеной, может ли он спать, забыться?

Ночь. Тьма за окном сгустилась. Лампа под зеленым абажуром бросает спокойный свет на окружающую скромную обстановку маленькой девичьей комнатки Лидианки и на саму хорошенькую хозяйку, склонившуюся над толстыми тетрадями у стола.

Изящное тонкое личико девушки сосредоточенно и серьезно. Черные брови сведены в одну полоску. Глаза быстро скользят по литографированным строкам тетрадей.

По правде сказать, сон неотступно преследует Лидианку. Туманит ей голову, не дает сосредоточиться, как следует, навевает на нее спутанные, пестрые грезы. Так и тянет в угол, где белеет узенькая кроватка. Так и манит уронить на гостеприимную подушку усталую голову и уснуть, уснуть. Но нет! Нет! Нельзя этого! Нельзя! Еще надо пройти несколько билетов. Она плохо помнит Монтескье, Руссо, Вольтера. Чего доброго — не успеет повторить! Осрамится на экзамене… Каково это будет папочке дорогому! Правда, он ни одним взглядом не выразит своего неудовольствия, огорчения, но она знает, что это только вследствие его огромной любви к ней, а в душе…

На столе стоит большая кружка, полная черного, как сажа, крепкого кофе. Прекрасное средство прогонять сон!

Лидианка берет кружку и быстро осушает ее. Потом шепчет снова:

— Jean Jaque Rousso naquit a Geneve… и прочее, и прочее, и прочее. А черная южная ночь притаилась за окнами и точно дышит.

* * *

Бледная, с темными кругами под глазами, но спокойная и довольная вошла Лидианка на следующее утро в класс. Инна Соловьева, маленькая пухлая брюнетка, ее подруга, встретила ее на пороге вопросом:

— Все билеты прошла?

— Все!

— Счастливица! Я Расина совсем не помню. Не дай Бог попадется третий билет…

Рыженькая Филатова подскакивает к ним:

— Экая беда, подумаешь! Ну попадется третий, ну так что? Не думаешь ли, что они вздумают резать нас по пустякам?

— Почему бы им быть снисходительными, я не понимаю, — горячится Инна.

— Ах, да хотя бы потому, что мы оканчиваем гимназию!

— Вот так логика!

— Господа! У меня голова как котел. Честное слово, ни одного слова не помню, не спала подряд две ночи, — и Лида Минова, по прозвищу Лида Маленькая, обводит толпящихся в классе подруг растерянными, испуганными глазами.

— У тебя сколько за год? — подбегает к ней розовая, смеющаяся Адель Купцова.

— Четыре!

— Ну если даже двойку схватишь — ничего. В среднем трешницу выведут. Балл душевного спокойствия, можешь не хныкать!

В углу у окна Лида Большая сидит, окруженная десятком подруг, на краю стола, подобно наезднице, боком и гадает. У Лиды Большой бледное, до прозрачности, лицо и алые, яркие губы. Глаза --">