Астрид Линдгрен - Звучит ли моя липа, поёт ли соловей?

нуркском приходе, и всё красивое и весёлое исчезло из моей жизни навсегда».

Ночью она спала в уголке на голом полу. С вечера она долго не могла заснуть, всё слушала, как приютские бедолаги храпели и сопели, лёжа по двое на каждой койке. Здесь они отдыхали от дневных трудов и странствий: Свиное Рыло и Летний Ниссе, Юкки Ни Бум-Бум и Ула-Объедала, Старая Клуша Хильма и Божемой, Малютка Става и Пэркель-Анна. Одна только Помпадулла жила отдельно от всех, в мансарде, и делила койку разве что с клопами.

Малин проснулась, едва забрезжил рассвет, и в холодном сером предутреннем свете заметила, как по обоям во все стороны расползаются мириады клопов. Они спешили домой, в свои тайные укрытия и щели. Но на следующую ночь они снова приползут обратно — высасывать кровь из тощей приютской братии.

«Будь я клопом, я бы навсегда уползла отсюда, — подумала Малин. — Хотя, может быть, клопам нужны, совсем не красота и веселье, а всего лишь восемь нищих бедолаг на четырёх койках и один маленький бедолажка на полу».

Со своего места Малин могла видеть, что лежит под койками у обитателей приюта. Всё, что им подавали жители прихода, всё, что им самим удавалось сцапать, они прятали в мешки да в сундуки. У каждого из них был свой хлеб, у каждого были свой горох, крупа и даже маленький кусочек сала, каждый хранил немного кофейных зёрен и котелок со старой прокисшей кофейной гущей.

И вот старики проснулись один за другим и принялись браниться, кому первому варить кофе. Они столпились с котелками вокруг очага, заскулили и захныкали, но тут в комнату вошла могущественная Помпадулла. Она разогнала своих подопечных и приладила над огнём свой собственный котелок на трёх ножках.

— Сначала чашечку кофе выпью я с моей маленькой служанкой, — сказала Помпадулла.

Это она ночью додумалась до того, что ей неплохо было бы обзавестись своей служанкой, маленькой девочкой, когда идёшь собирать милостыню. Не могут же прихожане, проповедующие милосердие Божие, позволить умереть с голоду невинному дитяти! Поэтому Помпадулла ласково похлопала Малин по щеке, налила ей полную кружку кофе и дала сухарик. Так Малин стала маленькой служанкой могущественной Помпадуллы.

Она грустно пила кофе и, прикрываясь кружкой, осторожно рассматривала нищенски скудное убранство приюта. Ей так хотелось отыскать здесь хоть что-нибудь красивое. Но ничего красивого здесь не было, совсем ничего.

А потом она отправилась с Помпадуллой просить милостыню. Они ходили по всему приходу, стучались во все дома и просили хлеба. Помпадулла нарадоваться не могла на свою маленькую служанку, она совала ей лучшие кусочки, какие только им удавалось выпросить, а вечером хвалилась своей Малин перед остальными приютскими нищими, у которых маленькой служанки не было.

Но у Малин оказалось доброе сердце, и она старалась услужить всем приютским беднякам. Когда Старая Клуша Хильма не могла зашнуровать ботинки своими больными скрюченными пальцами, Малин сама их ей зашнуровывала. Когда Божемой роняла на пол клубки, Малин их поднимала. Когда Юкки Ни Бум-Бум пугался странных голосов, которые, как ему чудилось, звучали прямо у него в голове, Малин успокаивала и утешала его. Но сама она была безутешна, ведь тому, кто не может жить без красоты, в нуркском приюте для бедных нельзя обрести утешение.

Во время своих странствий с Помпадуллой Малин забрела однажды в усадьбу священника. Жена его дала им с собой хлеба и угостила их в кухне лапшой. Но Малин в тот день получила гораздо больше, чем хлеб и лапшу. Именно тогда, именно там, в доме священника, в кухне, случилось удивительное: Малин получила себе в утешение что-то очень красивое. Когда Малин сидела за столом и ела лапшу, ни о чём не ведая, из соседней комнаты через полуоткрытую дверь до нее донеслись слова, слова настолько прекрасные, что она даже задрожала, услышав их. В той комнате кто-то из взрослых читал маленьким детям священника сказку, и её сладостные слова текли через приоткрытую дверь прямо к Малин. Она и не знала прежде, что слова могут быть так прекрасны, она --">