Миклош Ронасеги - Сорванцы

представилось зрелище, увидеть которое он, естественно, никак не предполагал.

Рядом с телефонным столиком в кресле сидел малыш. Прекрасный, улыбающийся, толстощекий карапуз с глазами-пуговками!

Он не обратил на вошедших ни малейшего внимания, потому что был занят важным делом. Прелестное дитя сосредоточенно откручивало лапу у игрушечного медвежонка. При этом малыш лепетал, а из круглого рта от старания подтекали слюнки.

Терчи стояла перед креслом на коленях и с материнской нежностью ласкала ребенка. Она любовалась им и одновременно зорко следила, как бы малыш не свалился с кресла.

Берци молча созерцал эту сцену.

— Ну, что скажешь? — услышал он шепот Карчи. В этот момент Терчи повернулась к Берци:

— Привет! Посмотри, какой он милый! Разве не очаровательный кроха?

Берци кивнул:

— Очаровательный. Действительно, настоящий кроха!

Ребята молча уставились на симпатичного замарашку.

— К вам гости приехали? — хрипло выдавил из себя Берци.

— Нет.

— Родственник?

— Нет, что ты!

— Соседи попросили присмотреть?

— Нет.

— Тогда откуда здесь этот ребенок?

Терчи подняла на приятеля свои огромные черные глаза и невинным тоном ответила:

— Я его украла.

Глава третья, в которой Терчи рассказывает о случившемся, а потом встает вопрос: что же теперь делать?

— Ну, что я говорил, что я говорил?! — бормотал Карчи.

— Ум за разум заходит, — прошептал Берци, чувствуя, что ничего более вразумительного произнести не может.

Улица была залита солнечным светом, но в комнату Терчи он попадал отраженным от глухой стены соседнего дома. Разумеется, в комнате было светло, но вовсе не так весело, как у Берци.

Почему он подумал об этом именно теперь, Берци и сам не знал. Лезет в голову всякая чепуха, когда следовало бы поразмышлять совсем о другом.

Терчи с восторгом ловила каждое движение малыша, прижималась к его лобику, лепетала что-то ласково, чмокала ребенка в ушко. Она то и дело касалась детской ручонки, поглаживала ее, словно старалась убедиться, что перед ней живое существо.

— Ум за разум заходит, — сдавленно повторил Берци.

Трое друзей сидели перед креслом на корточках и рассматривали малыша, как какое-то чудо, хотя в нем не было ровным счетом ничего необыкновенного: в кресле играл здоровый, симпатичный, очень спокойный карапуз. Время от времени он посматривал на них, и по его безмятежной улыбке было видно, что, чувствует он себя превосходно.

— Какой же милый кроха!

— Ага.

— Украла, — прошипел Карчи, мрачно наблюдая, как малютка выкручивает ногу медвежонку.

Кража. Как это отвратительно, унизительно. Никогда еще за короткую, но яркую историю сорванцов не коснулось их это словечко. Не зря во все времена кража считалась преступлением, которое унижает не только совершившего этот омерзительный поступок, но и окружающих. Кража — это преступление, даже если она совершается ради шутки или из ложного понимания геройства.

«В былые времена, — думал Берци, — долго не растолковывали, что это преступление. Своровал — и вору отрубали руку, такое на всю жизнь запоминалось».

Берци невольно бросил взгляд на руку Терчи, красивую, хотя и не очень чистую.

Мальчик содрогнулся, но не от того, что рука Терчи не сияла чистотой — в былые времена эту руку враз бы отрубили.

— Украла, — мрачно повторил Карчи.

— Малыша.

— Да.

— Ну, не такой уж он и маленький, — откликнулась девочка. — Вы только взгляните, он уже умеет сидеть.

— Как это — сидеть?

— Он и ножками семенит!

— Это что еще такое — «ножками семенит»?

— Эх вы, мужчины!

— Можешь ты наконец объяснить?! — взорвался Берци. — Как понять эти твои «ножками семенит», «украла»? Как можно украсть ребенка?!

— Не ори. Ты его испугаешь.

Ребенок действительно на мгновение испугался, и ребята тут же заулыбались, желая его успокоить.

— Ну-ка, Терчи, выкладывай, как это произошло!

— Я же сказал, что она чокнутая, — добавил Карчи. — Все девчонки — чокнутые!

Однако в дальнейшем выяснилось, что девчонки не такие уж и чокнутые, как считал Карчи.

Терчи прежде всего придала лицу выражение, достойное Жанны д’Арк^[6], представшей перед судом.

— Я хотела только хорошего, — пожала она плечами.

— Ну конечно!

— Остальное получилось само собой.

— Как его зовут?

— Да он же говорить не умеет.

В это мгновение --">