Збигнев Ненацкий - Пан Самоходик и загадки Фромборка

увидев мое отчаяние, спросила меня о загадке третьего тайника. Я рассказал ей о восьми углах, на плане Кенига. "Восемь углов, — повторила она. — Восемь углов". И тогда я вспомнил о октогоне.

Магистр Пьетрушек прервал свою речь, чтобы отдышаться, а потом уставил на меня указательный палец своей руки:

— А теперь, пан директор, я прошу открыть конверт, который дал вам Томаш. Мы узнаем, какое его решение этой головоломки.

Директор Марчак молча полез в карман пиджака и вынул из него голубой конверт. Разорвал его и достал лист бумаги.

Это был совершенно чистый белый лист.

— Так вот оно что! — с презрением сказал Пьетрушек. Томаш обманул нас, пан директор.

Но директор Марчак не ответил. Вероятно, он вспомнил мои слова о том, что именно он указал третий тайник Кенига злодеям. Он также вспомнил трюк с конвертами, в котором он принимал участие на харцерском костре. Он сердито смял и бросил бумагу в корзину.

— Может ли радиопередача быть доказательством для суда? — спросил он меня.

— Нет, пан директор. Это было доказательством для вас. Даже если бы мы записали эту передачу на пленку, мы не смогли бы представить ее в суде, аудиозапись не может быть доказательством этого дела. Преступники всегда смогут сказать, что они хотели сделать мене приятное и просто "сыграли" свои роли по моей просьбе.

Пьетрушек не понимал нашей беседы.

— О чем вы говорите? — спросил он.

Директор жестом показал на маленькое радио, лежащее на столе:

— Это небольшое радио, минуту назад транслировало передачу о двух злодеях, которые пробрались в подземелье и достали из дымохода жестяную коробку с рубинами. Вместо них они положили фальшивые рубины.

— Это имеет какое-либо отношение к октагону? — спросил Пьетрушек.

Директор Марчак поднялся со стула.

— Боюсь, что да. Я также опасаюсь, что мы недооценили разносторонность Томаша. Оказывается, помимо детективной жилки у него есть талант режиссера.

— И мошенника, — добавил Пьетрушек, вспоминая чистый лист бумаги в синем конверте.

Директор Марчак махнул рукой.

— Пойдем к тайнику Кенига. А вам, — грозно сказал он мне, — я поручаю дело о возвращении настоящих рубинов.

Пьетрушек смутился.

— Мы должны подождать священника. У него в его квартире хранится ключ от двери октагона. К сожалению, он получил вечером телеграмму, и в двадцать тридцать уплыл на корабле в Толькмицко. Думаю, он вернется в Фромборк на последнем корабле, до прибытия которого осталось пять минут, — добавил он, глядя на часы.

Мы вышли из гостиницы, и направились к пристани.

— Вот это номер, — усмехнулась Зося Вальс.

У Баськи было взволнованное лицо.

— Как вы вернете настоящие камни? — беспокоился он.

Ала также сказала мне с искренней заботой:

— Я думаю, вы зашли слишком далеко, Томаш. Нельзя было разрешать злодеям подменить рубины. Как их вернуть? Я боюсь, что Батура уже сбежал в Варшаву.

Пьетрушек все еще ничего не понимал из нашего разговора.

— О чем ты говоришь? Какое отношение к этому делу имеет Батура? Он действительно опасен? Он произвел на меня хорошее впечатление.

Мы оказались на небольшой улице под фромборским соборным холмом. Была ночь, яркая и лунная. После утреннего дождя и жаркого дня, посвежевшая зелень на деревьях издавала опьяняющий аромат.

Со стороны порта мы услышали громкую сирену. Это был последний корабль из Толькмицко входил в гавань.

— Подождем здесь, — предложил директор.

Десять минут спустя, на пустой улице, прозвучали торопливые шаги спешащего человека. Это был каноник. Он быстро шел, как будто чем-то обеспокоенный. Что-то сердито бормоча про себя.

Мы окружили его и объяснили ему, что нам нужен ключ к двери октагона, так как там находится третий тайник с сокровищами.

— Ключ? Ключи? — сказал священник. Представьте себе, я потерял ключи от своей квартиры.

И, ведя нас к своему дому в крепости, он рассказал удивительную историю. Около двадцати часов вечера, какой-то человек, представившийся почтальоном, принес ему телеграмму, написанную карандашом, со следующим сообщением: