Александр Александрович Аузан - Общественный договор - 2012

саморегулированием этой самой сферы.  С другой стороны, есть, конечно, крайние случаи предложения государства – это так называемая модель МакГира-Олсона – модель стационарного бандита, когда сначала предлагается насилие, а потом уже выясняется, что насильники еще и как-то организуют хозяйственную жизнь и предлагают какие-то общественные блага. Где сойдутся спрос и предложение, спрос на общественное благо и предложение насилия, принуждения для производства общественного блага – неизвестно. Прекрасный американский экономист Дуглас Норт сказал по этому поводу, по вопросу о необходимости государства для экономики: «Суд удалился на совещание и пока не вернулся». 

Аргумент по поводу того, что это использовали определенные философы старой иной исторической эпохи, на самом деле, очень важен. Потому что я добавил бы еще два имени к списку Вадима Волкова, – это Гуго Гроций в Нидерландах в конце 15 века и Джордж Мейсон в США. Причем связь Мейсона с европейской культурой я понял в этом году. В апреле я читал курс в университете Джорджа Мейсона в США, где когда-то работал Василий Аксенов. И там, в центре кампуса, разумеется, стоит памятник Джорджу Мейсону, опирающемуся на две книги: на Локка и на Руссо. Каждый раз идея общественного договора появляется, когда возникает проблема перехода от того, что теперь назвали социальным порядком закрытого доступа или естественным государством. И что очень хорошо передал Глеб Павловский. В споре с идеей общественного договора он сказал: «Да, в России все со всеми непрерывно договариваются по разным частностям». Правильно! Что такое порядок ограниченного доступа? Это сфера персонализированных отношений, где все со всеми непрерывно договариваются. Про что?

Про свое частное персональное решение. Когда есть задача перехода от персонализированных отношений естественного государства к так называемому режиму открытого доступа (то есть к тем успешным случаям, где потом начинает хорошо сочетаться экономический рост и политическая демократия), то принцип перехода должен соответствовать как новому обществу, куда совершается переход, так и старому. То есть, по существу, нужно договориться о появлении единых правил. Именно поэтому тот же Трудолюбов говорит, что институт есть формула общественного договора. В центре общественного договора стоит идея института: давайте мы договоримся не об исключениях, а о правилах. О правах, а не о привилегиях. 

От себя добавлю про операциональность современной теории социального контракта: любое государство может написать самую демократическую конституцию.

Теперь вопрос: а как мы тестируем истинный характер отношений? По количеству погибших тридцать лет спустя или пятьдесят лет спустя? Методология современной теории социального контракта позволяет это сделать, так сказать, при жизни этого государства, например, по способу и характеру формирования налогов, по уровню налоговой ставки, потому что при вертикальном контракте (то есть авторитарном режиме) задача формирования доходов бюджета и предоставления общественных услуг решается как последовательная задача, а не параллельная. То есть, сначала решается, сколько можно взять с людей, а потом решается, что им еще можно отдать. А при горизонтальном контракте они решаются как параллельные задачи, поэтому на разном уровне устанавливается уровень ставки налога, издержки его взимания, объем предоставляемых услуг и так далее, и так далее. 

Еще один великий вопрос: как заключается общественный договор? Нередко оппоненты говорят: «Я ж его не заключал никогда. Ну, хорошо, один раз я проголосовал за конституцию на референдуме, но ведь это тоже даже не каждому поколению достается». Есть такая теория – теория общественного выбора. По этой теории есть два способа и два, так сказать, механизма как формируется реальный общественный договор в любой стране.  Первое – это то, что политологи назвали бы элитным пактом. Узкие группы (так называемые группы Олсона) могут договориться, они в состоянии при определенных условиях производить общественное  благо. Второй способ – это широкие группы (так называемые группы Патнэма), которые не могут договориться внутри, которые не могут вести переговоры, но при этом они – либо через символические механизмы, либо через политические механизмы, – принимают или не принимают содержания достигнутого элитного пакта. 

Кстати, есть в теории --">