Виктор Агамов-Тупицын - Круг общения

ускоренных темпах ризоматизации культуры.

Сопереживание событиям художественной жизни бывает двух видов – изнутри и извне. Чередуясь, они помогают понять друг друга, а также высвободить оценочные механизмы сознания из тенет предвзятости, хотя бы частично. Для этого есть термин – «когнитивное отстранение»: когда мы воображаем себя на другой планете, то неожиданно начинаем видеть происходящее на Земле иными глазами. Получается, что без когнитивного отстранения наши впечатления от «земной» жизни порой расцениваются как слишком слипшиеся с ней самой и, следовательно, чересчур субъективные, коррумпированные внутренними (региональными) мотивациями. Сказанное иллюстрирует позицию тех, кто, занимаясь современным искусством, перемещается с Востока на Запад и с Запада на Восток. Опасность в том, что в результате когнитивного отстранения возникает феномен телескопического зрения, и авторство (ответственность за создание художественных объектов, перформансов и теоретических парадигм) начинает приписываться макро-контексту. В словосочетании «неофициальное искусство семидесятых и восьмидесятых годов» слово искусство теперь ставят в кавычки, давая понять, что автономных художественных практик как таковых в России практически не было, а те, что были, диалектически вписывались в «советский художественный проект»⁹. Если назвать эту парадигму имперской, реакции не последует. Мироздание не пошатнется, тем более что «имперские левые» придерживаются тех же колониальных позиций, что и имперские правые.

* * *

Круг общения – разнородное единство, единственное в своем роде. Современный мир (включая глобальный рынок политических устройств и финансовых пирамид) состоит из больших и малых кругов общения – атомарных, молекулярных и т. п.¹⁰ Все они, независимо от их генеалогии, испытывают на себе магию слова, узурпированного Полисом с целью концептуализации нашей жизни, которая во все времена контролировалась языковыми средствами. Презумпция биополитической общности не дает оснований считать, будто ее отдельные звенья подчинены какой-то единой, хотя и неведомой, цели, тем более что и сам Полис (а теперь уже глобальный управленческий комплекс) не имеет внятной целевой установки. Скорее, это стохастический хаос провальных утопических (или бюрократических) антреприз – осколочных и перманентно незавершенных.

Их провал – это их триумф, отложенный на неопределенный срок до момента комплектации очередного утопического проекта, преимущественно из слов и образов, лозунгов и эскизов, суета и толчея которых создает эффект перформативного насыщения и размывает границы дискурса. Но так же как Феникс возрождает себя из пепла, новый утопический галлюциноз как ни в чем не бывало взмывает над пепелищем. Радикальный потенциал сосредоточен в промежутке между «до» и «после». Именно здесь, в этой тамбурной зоне, формируется (вызревает?) утопический модус сознания. Направленность в сторону невозможного (несбыточного) объекта делает его несоразмерным с эмпирической реальностью. Остановок не предусмотрено. Тем не менее путешествие прерывается, причем исключительно в моменты самообмана – на тех полустанках, где мы пытаемся что-то овеществить, иногда во вселенских масштабах. Маршрут сознания – бесконечная анфилада утопий. Парадокс в том, что при всей ее «не-у-местности» у каждой утопии есть место рождения и смерти. Круг общения, круг разобщения.

Виктор Агамов-Тупицын

Ссылки

1

Круг общения – не столько количественная, сколько качественная множественность (multiplicity), открытая горизонту своей продленности и вместе с тем неотделимая от момента актуализации. Она (эта множественность) зачастую субъективна, порой виртуальна и, по преимуществу, гетерогенна.

2

См.: Maurizio Lazzarato. Lavoro immateriale. Ombere corte, 1977. Также см.: Antonio Negri and Michael Hardt. Commonwealth. Belknap Press/Harvard Univ. Press, 2009. От себя добавлю, что опыт последних лет (столк новения в Москве на Манежной площади, беспорядки в Лондоне, революционные события на Ближнем Востоке, «Occupy» movement в США и демонстрации на Болотной площади в Москве) убеждает нас в том, что в распространении имматериальных ценностей не последнюю роль играет «цифровое бессознательное» – digital (or operational) unconscious, т. е. интернет и мобильная телефонная связь в проекции на внутренний мир «психического субъекта». Цифровые потоки, увлекающие за собой потоки желания, становятся для них транспортным --">