Леонид Владимирович Выскочков - Будни и праздники императорского двора

сразу же покинуть столицу [13] .

О страсти императора к церемониям писали многие мемуаристы. Французский посланник писал, что «просто невероятно, до какой степени Павел любит большие церемонии, какую важность им придает и сколько времени на них тратит» [14] . По его же мнению, должность обер-церемониймейстера стала одним из важнейших постов в империи. «Государь с какою-то, присущею ему, особой страстностью и мелочностию придумывал все новые усовершенствования для придворного этикета, – пишет графиня В. Н. Головина, – по этой причине празднества и даже балы делались не менее утомительными и скучными, чем торжественные поздравления» [15] . Американский исследователь Ричард Уортман справедливо замечает: «Павел соединил символику религиозного, военного и придворного превосходства, пытаясь возвысить свою власть как объект почитания и послушания» [16] . Это нашло отражение в повышении его (церемониймейстера) класса: с 1743 г. – IV класс, с конца XVIII в. – III класс, после 1858 г. – II и III классы.

Граф Ф. Г. Головкин упоминает церковные праздники, тезоименитства членов императорской семьи, орденские праздники, прием от купели новорожденных солдатских детей [17] . У многих остались в памяти пышные церемонии и этикетные балы, на которых приглашенные должны были придерживаться строгих регламентаций в костюме. Интересны рассуждения А. И. Рибопьера о придворных мундирах: «Он обрядил в форменное платье не одних военных, но и всех придворных, которые до тех пор облекались в самое изящное и богатое платье по своему усмотрению. Виндзорский покрой, за исключением цвета, послужил образцом для малого мундира; что же касается кафтана; кафтан этот увидел он на Ненчини, певце-буфе итальянской оперы» [18] .

Специальное законоположение об императорской фамилии было разработано в 1797 г. Согласно ему императорскую фамилию составляли император, императрица (жена), вдовствующая императрица (мать) и великие князья: сыновья, дочери, внуки и правнуки здравствующего или умершего императора. Наследник носил титул цесаревича. Родственники императора ниже правнуков, а после 1885 г. – ниже внуков получали титул князя императорской крови. К концу царствования Николая I императорская фамилия насчитывала 28 человек, в 1881 г. – 43, в 1894 г. – 46, в начале XX в. – 53, в 1914 г. – более 60 человек.

Царствование Павла I – это время дворцовых интриг, которым способствовал подозрительный и непостоянный характер монарха. Испытывая втайне презрение к Павлу, придворное окружение в страхе рукоплескало ему. Господствующий страх, как вспоминал И. И. Дмитриев, не мешал «коварным царедворцам строить ковы друг против друга, выслуживаться тайными доносами и возбуждать недоверчивость в государе, по природе добром и щедром, но вспыльчивом. От того происходили скоропостижные падения чиновных особ, внезапные выселки из столицы даже и отставных из знатного и среднего круга, уже несколько лет наслаждавшихся спокойствием скромной и независимой жизни». Так называемое «Смоленское дело» 1798 г., повлекшее многочисленные опалы, смену лиц на государственных и придворных должностях, отдаление Павла I от Марии Федоровны и Е. И Нелидовой, выдвижение «дамы сердца» А. П. Лопухиной, только приблизили мартовскую развязку 1801 г.

Для большинства екатерининских выдвиженцев само вступление на престол непредсказуемого императора воспринималось как стихийное бедствие. Не многие из дворян нашли мужество признать значение царствования Павла I. В изображении Д. П. Рунича Павел I чуть ли не образец государя: «Клевета ничего не щадила, чтобы очернить нравственный характер Павла I. Названия тирана, сумасброда, сумасшедшего были ему расточаемы до и после смерти… Он был строг, но справедлив; жесток, но всегда великодушен и щедр. И если он был жертвой заговора, этот заговор не был делом какого-нибудь Катона из Утики и еще меньше следствием народного голоса: во всякой стране найдутся Равельяки!» Другой современник, А. М. Тургенев, признает, что в провинции были и положительные перемены: «Здесь, кстати сказать, что с начала вступления Павла Петровича на трон в кабаках не подталкивали, в лавках не обвешивали и в судах не брали взяток. Все боялись кнута». И он же добавлял: «Народ восхищался, одобрял, восхвалял все злодеяния Павла над дворянами свершившиеся». Немецкий писатель Август Коцебу, в то время состоявший при русском дворе, пишет о радости столичного офицерства и чиновников после переворота: «Все это --">