Мирча Элиаде - Мифы, сновидения, мистерии

неевропейские народы обречены потерять свое место в истории — даже в этом случае нельзя избежать встречи и сравнения с истинными традициями неевропейского мира. Мы не можем сказать, какой будет культурное окружение данных экзотических народов в будущем, но еще вчера оно радикально отличалось от западного. И, рано или поздно, знание истории этих народов, а, следовательно, и понимание их подлинных культурных творений станут задачами, от решения которых мы не сможем больше уклоняться. В любом случае, произойдет истинная встреча и подлинная конфронтация. Однажды Западу понадобится знание и понимание существующего положения и культурных миров неевропейских народов; более того, Запад начнет ценить их как интегральную часть человеческой духовности и не будет больше относиться к ним как к незрелым эпизодам или отклонениям в истории развития человечества — истории, представляемой, конечно же, лишь с позиции европейца.

Более того, эта конфронтация с «Другими» поможет человеку Запада лучше понять самого себя. Усилие, затраченное на правильное понимание образов мышления, отличных от западной рационалистической традиции — усилие, которое, главным образом, будет заключаться в расшифровке значения мифов и символов — окупается значительным обогащением сознания. Верно и то, что современная европейская культура уже имеет несколько методов изучения мира символов и мифов. Достаточно лишь вспомнить терпеливые исследования и рабочие гипотезы, тщательно разработанные психоаналитиками. С некоторой долей уверенности мы можем сказать, что первый систематический анализ и толкование этих «чуждых» миров, бессознательного, из которого проистекают символы и мифы, было проведено Фрейдом.

Но работа психоаналитиков, какой бы значительной она ни была, не исчерпывает возможностей нашей встречи с «незнакомцами». Психологи направили свое внимание на изучение структуры символов и динамики мифов для того, чтобы понять динамику бессознательного. Но конфронтация с неевропейскими культурами, управляемыми символами и основывающимися на мифах, происходит на ином уровне: это не анализ культур, как в случае психоанализа сновидений индивидуума с целью «сведения» их до симптомов, отражающих определенные изменения в глубинах психики. Это рассмотрение самобытности культурных творений неевропейских народов в попытке понять их с такой же интеллектуальной увлеченностью, какую мы проявляем при рассмотрении современников Гомера, пророков Израиля или мистицизма Мейстера Экхарта. Другими словами, мы должны подходить к символам, мифам и обрядам жителей Африки и Океании с тем же уважением и с таким же желанием понять, какое мы уделяли культурным творения Запада — что мы, к счастью, уже и начали делать — даже когда в этих обрядах и мифах обнаруживаются «странные», внушающие страх и ненормальные аспекты. Но сейчас задача психолога состоит не в том, чтобы интерпретировать их, показывая, как такие мрачные аспекты неотделимы от глубоких драм, разыгрывающихся в подсознании; на этот раз символы, мифы и обряды должны расцениваться как культурные ценности, как преимущественные проявления в окончательном анализе существующего положения народов, принадлежащих к различным типам обществ, развивающихся под воздействием иных исторических сил, чем те, которые формировали историю западного мира.

Эта попытка правильно понять народы, так явно «отличные» от нас — наследников Греции, иудаизма и христианства — ведет, как я уже говорил, к обогащению западного самосознания. Такие столкновения могут даже привести к обновлению проблем философии так же, как открытие экзотических, примитивных искусств полстолетия тому назад явило новые перспективы перед европейским миром искусств. Например, мне кажется, что более детальное изучение природы и назначения символов может стимулировать философское мышление Запада и расширить его горизонты. Так как я в первую очередь являюсь историком религий, именно в плане этой дисциплины я и представил в данной книге некоторые результаты работы герменевтиков. Но это не означает, что интерпретация или оценка символов и мифов является прерогативой истории религий. В конце концов, это вопрос расширения человеческих познаний в интересах всех наук о человеческом разуме. Более того, он имеет отношение к конечному открытию новых источников вдохновения для философских размышлений. Мы знаем, что такие --">