Хилари Мантелл - Три рецензии

во Францию, ей было четырнадцать лет, а выглядела она, как свидетельствует герцогиня Нортумберлендская, всего лишь на двенадцать. Во время кошмарной церемонии, происходившей на одном из островов посреди Рейна, с нее сняли австрийскую одежду - всю, до последней нитки, - и совершенно нагой передали французской стороне, чтобы облачить во французское платье. Людовик, тогда еще дофин, прежде не видевший своей невесты, поинтересовался у одного из придворных, развита ли у нее грудь. Придворный рассыпался в похвалах, описывая цветущее здоровье принцессы и ее блестящие глаза. «Я не о том спрашиваю, - угрюмо огрызнулся Людовик. - Меня интересует грудь».

Итак, чистая девушка угодила в змеиное гнездо. Многочисленные партии и кланы, существовавшие при дворе, придирчиво изучали Марию-Антуанетту, подмечая каждый ее неосторожный шаг или неудачно сказанное слово. У нее появились могущественные враги, в том числе граф Прованский, старший из братьев короля, глубоко уязвленный своим положением, обрекавшим его вечно играть вторую роль. К числу неутомимых интриганов и шептунов принадлежали также незамужние тетки короля: Аделаида, Виктория и Софи (король называл их: Лоскут, Поросенок и Тряпка). В глазах антиавстрийской партии Мария-Антуанетта была враждебной силой, которую следовало уничтожить, ближайшим и естественным предметом нападок. Мало того, мать императрица держала дочку под двойным надзором. Каждый месяц в Вену отправлялся курьер с письмом от принцессы и отчетом австрийского посла; но наряду с официальным отчетом посол отправлял еще один, секретный, предназначавшийся только императрице, - в нем подробнейшим образом описывалось все, что делала и говорила ее дочь. По словам Шанталь Тома, мать должна была казаться Марии-Антуанетте ясновидящей.

Неудивительно, что принцесса нашла для себя союзников вне привычного королевского круга. Ее любимая модистка Роза Бертен, которой был разрешен свободный доступ в королевские апартаменты, приобрела репутацию «женского министра». Просыпаясь утром, Мария-Антуанетта почитала главной своей обязанностью выбрать туалет для предстоящего дня. Вместе с первой чашкой кофе ей подавали каталог с образчиками платьев из ее гардероба. В придворных модах, как внимательно их ни изучали вне стен дворца, всегда было нечто, за чем никто не мог угнаться. Госпожа де ля Тур дю Пен писала в своих мемуарах о странной скользящей походке, выработанной дамами Версаля, которые следили за тем, чтобы случайно не наступить на чей-нибудь шлейф. Еще одним знаком принадлежности к высшей касте служили румяна. Их наносили не скупясь, в виде больших кругов на щеках. Особенно обильно женщина должна была нарумяниться в тот день, когда впервые представлялась монарху, - она как бы симулировала чувственный экстаз, вызванный королевской благосклонностью.

Для мира за пределами дворца придворные дамы были скорее предметом сатиры, чем зависти. Перья, которыми они украшали свои головные уборы, своей безвкусицей наводили на мысль о фетишизме дикарей и давали повод злым языкам говорить, что мозги у этих дам тоже птичьи. Высоко взбитые волосы также вызывали общие насмешки и едва ли не отвращение. Эти прически вынуждали дам ездить в экипажах не сидя, а стоя на коленях, зато парикмахерам, чтобы уложить волосы, приходилось подниматься на стремянки. Кстати, никогда еще парикмахеры не были в таком почете. Раньше, до эпохи Марии-Антуанетты, к голове королевских особ дозволялось прикасаться только благородным дамам. Принцесса же пользовалась услугами мужчины незнатного происхождения по имени Леонард и ценила своего парикмахера так высоко, что в 1791 году, когда королевская семья пыталась спастись бегством за границу, взяла его с собой.

Главный талант Марии-Антуанетты состоял в умении развлекаться, и здесь проявлялось то, что можно назвать ее индивидуальным стилем. Она хорошо сознавала свои женские достоинства и получала большое удовольствие, играя в любительских спектаклях. «Она любила благотворительность, - пишет Тома, - и созерцание собственной доброты никогда не могло ей наскучить». В ее благодеяниях, однако, чувствовался привкус чего-то показного. Некоторые из предприятий королевы заканчивались весьма плачевно - скажем, попытка насильственного усыновления крестьянского ребенка, едва не угодившего под колеса ее кареты. Ребенок был доставлен в Версаль, дабы познать лучшую жизненную долю. Несмотря на такие --">