Николай Александрович Добролюбов - Предубеждение, или Не место красит человека, человек – место

людей, как он, можно сто раз обругать, выгнать и потом опять призвать: они не чувствуют оскорблений. Им только бы исполнить долг службы, то есть предписание исправника. Как поддержать свое собственное личное достоинство, об этом они не заботятся, потому что на этот счет из земского суда – нет никакого предписания…

Такова эта личность, которую наши критики хотели принять за идеал. Скажите, возможно ли, чтоб автор мог создавать это лицо как идеал честности и благородства? Мы не думаем. Не смеем утверждать своего мнения как непреложного; но, признаемся, мы не могли представить себе, чтобы вообще нашелся человек, который мог бы увлечься Фроловым и принять его серьезно за что-нибудь порядочное. Мы считаем даже не совсем естественным то, что такой глупец, как Славомирский, мог признать во Фролове какое-то благородство. По нашему крайнему разумению, даже Славомирский не мог не догадаться, что за птица этот Фролов. Нравственный характер Чичикова и упорное тупоумие Коробочки, соединенные с бестолковым хвастовством Хлестакова, ярко выражаются в каждой фразе Фролова. Не заметить их – невозможно, особенно когда Фролов пускается в рыцарские рассуждения о том, как он хочет общей пользы в как должен терпеть по службе за правду.

К довершению своей карикатурности, Фролов обладает еще сентиментальностью карамзинского Эраста^[8]. Когда Славомирский ругает его, у него являются слезы на глазах; защищает звание станового он со слезами на глазах; когда его Славомирский гонит от себя, он почтительно кланяется со вздохом; наконец, отдавая свои последние деньги первой встречной дуре, он выказывает нежнейшую чувствительность, которая может равняться только его бестолковости. О добросердечный и наивный Эраст! Сердце твое не могло вынести слез госпожи Душкиной, и ты отдал ей все, что имел! Что же теперь будет с тобою? Завтра, по всей вероятности, пред глазами твоими явятся новые несчастные, гораздо более нуждающиеся в твоей помощи. Ты захочешь помочь им, но – увы! – ты уже не в состоянии это сделать: ты все отдал госпоже Душкиной, для отдачи ростовщику Чеснокову, и теперь ты сам ничего не имеешь!.. Как должно терзаться твое сердце чувствительное при виде горестной бедности, которая неминуемо тебе встретится в стане твоем, среди тридцати тысяч людей, коих жизнь и счастие тебе вверены! О чувствительный, но безрассудный Эраст! Сколько раз кровию обольется сердце твое при виде нищеты, коей ты не можешь помочь, при виде слез, кои не можешь отереть! Сколько раз проклянешь ты свою чувствительность расточительную, когда неумолимый рассудок предаст тебя в жертву мрачному раскаянию! О Эраст, Эраст! Отчего природа, сия общая мать наша, снабдив тебя редкою чувствительностью, не наделила тебя здравым смыслом? правда, теперь ты счастлив, ты вознагражден за свой чувствительный поступок выгодной партией; по вспомни, о простодушный Андрей Николаич, что редко в сем мире встречаются смертные столь глупые, как Славомирский!..

Мы могли бы подробно проследить и за Славомирским и выставить на вид многие черты его нравственной низости. Мы могли бы распространиться о том, как он из военной пошел в гражданскую службу и был недоволен тем, что здесь нельзя прямо приказывать, а все нужно советоваться; могли бы привести его рассказ в том, как он отличался в гражданской службе, прогоняя честных людей за взятки и держа при себе взяточников за честность; могли бы рассмотреть те основания, по которым он ненавидит взятки, говоря, что «дворянину подкупать подьячего стыдно», словом – могли бы дать десятки доказательств того, как жалок в душе и как ограничен умом этот Славомирский. Но, полагаем, и того, что привели мы раньше, уже достаточно для оценки этого характера. Оставим его в покое: идиот этот Фроловым восхищается, – чего же вам больше?

Читатели, может быть, ждут, что мы займемся еще остальными персонажами пьесы, рассмотрим постройку комедии, скажем наше суждение о ее сценических и художественных достоинствах и пр. Напрасно. Мы уже сказали, что в пьесе г. Львова видим пародию на «Чиновника» и что в этой пародии нам кажется удачно схваченным характер Фролова как обедневшего Надимова. Но вместе с тем мы должны заметить, что вообще пародия эта неудачна. Во-первых, она есть уже повторение первой пародии, что очень много вредит ей. Во-вторых, в составлении этой второй пародии г. Львов, как видно, слишком поторопился и не выказал никакой изобретательности, --">