Константин Константинович Арсеньев - Король Ричард II

хроникѣ комическому элементу, котораго нѣтъ въ «Ричардѣ II»: стихъ являлся мало подходящимъ для рѣчей Фальстафа и К°, Шалло и Сайленса, мистриссъ Куикли и Тиршитъ. Количество риѳмованныхъ стиховъ имѣло бы значеніе только въ такомъ случаѣ, если бы мы не знали, какая хроника написана раньше – «Ричардъ II» или «Генрихъ IV»; но основаніемъ къ тому, чтобы отодвинуть составленіе первой на нѣсколько лѣтъ назадъ, оно служить не можетъ. Чрезвычайно неправдоподобно, наконецъ, предположеніе о позднѣйшихъ вставкахъ. Неодинаковая поэтическая цѣнность различныхъ частей пьесы вполнѣ возможна и при одновременномъ ихъ написаніи: она объясняется какъ быстротою, съ которою работалъ Шекспиръ, такъ и различіемъ матеріаловъ. Совершенно понятно, что воспроизведеніе событій, которыя въ почти готовомъ видѣ давала лѣтопись (напр. спора между Болингброкомъ и Норфолькомъ), не могло вызвать въ поэтѣ такого подъема вдохновенія, какъ свободное изображеніе душевной жизни его героевъ.

Гервинусъ и многіе другіе видятъ въ «Ричардѣ II-мъ» необходимое введеніе къ трилогіи, посвященной Ланкастерскому дому (двѣ части «Генриха IV» и «Генрихъ V»). И дѣйствительно, всѣ четыре хроники соединены между собою не только тождествомъ нѣсколькихъ дѣйствующихъ лицъ (Болингброкъ – Генрихъ IV, Нортомберлэндъ, Перси, Омерль), не только ретроспективными взглядами, встрѣчающимися въ позднѣйшихъ пьесахъ («Генрихъ IV» ч. 1-ая, III, 2; IV, 3; ч. 2-ая, III, 1; IV, 4; «Генрихъ V», IV, 1), но и «тѣнью грядущаго», отбрасываемою «Ричардомъ II». Такова рѣчь епископа Карлейльскаго въ парламентѣ (д. IV), предвѣщающая междоусобія ХІ-го вѣка; таково обращеніе Ричарда къ Нортомберлэнду (V. 1) – къ этой «лѣстницѣ», которою Болингброкъ достигъ престола; таковы слова Болингброка о своемъ сынѣ (будущемъ Генрихѣ V-мъ), сквозь пороки котораго блеститъ лучъ надежды (V, 3). Не подлежитъ никакому сомнѣнію, что въ событіяхъ 1399–1400 г. заключалось, какъ въ зародышѣ, многое изъ дальнѣйшихъ судебъ Англіи – и это ясно видѣлъ поэтъ. До крайности парадоксальнымъ кажется намъ поэтому мнѣніе, усматривающее въ «Ричардѣ II» скорѣе конецъ, чѣмъ начало – конецъ по отношенію къ другимъ, не дошедшимъ до насъ пьесамъ, изображавшимъ болѣе ранніе годы царствованія Ричарда II-го. Гораздо скорѣе можно предположить, что, задумавъ дать картину судебъ Ланкастерской монархіи – параллельную той, которую онъ раньше посвятилъ дому Іорковъ («Генрихъ VI» и «Ричардъ III»), – Шекспиръ остановился прежде всего на послѣднихъ годахъ царствованія Ричарда II-го, когда посѣяны были сѣмена могущества, но вмѣстѣ съ тѣмъ и упадка новой династіи.

Есть-ли въ «Ричардѣ II» слѣды политическихъ убѣжденій и симпатій Шекспира? Нѣкоторые изъ англійскихъ комментаторовъ разрѣшаютъ этотъ вопросъ утвердительно, находя въ «Ричардѣ II» порицаніе злоупотребленій королевской властью – но еще болѣе сильное осужденіе посягательствъ на права законнаго монарха. Чтобы судить о степени правильности этого взгляда, нужно было бы имѣть болѣе подробныя свѣдѣнія о личности Шекспира; теперь возможны только болѣе или менѣе произвольныя догадки – произвольныя уже потому, что самыя характерныя съ этой точки зрѣнія, мѣста хроники (напр. рѣчь епископа Карлейльскаго) вполнѣ объяснимы изъ хода дѣйствія безъ допущенія какой-либо тенденціи со стороны поэта. Съ полною ясностью отразился въ «Ричардѣ II» только пламенный патріотизмъ Шекспира. Хвалебный гимнъ Джона Ганта въ честь Англіи (II, 1) такъ слабо связанъ съ рѣчью, въ которую онъ вставленъ, и до такой степени проникнутъ искреннимъ энтузіазмомъ, что въ немъ нельзя не видѣть настроеніе самого автора. Глубокая нѣжность къ родной странѣ слышится въ словахъ: «Счастливѣйшее племя, въ маломъ – міръ, роскошный перлъ въ сверкающей оправѣ», – а въ указаніи на ея «всемірную славу» мы узнаемъ современника Елизаветы, гордаго побѣдами Англіи надъ Испаніей, ея вліяніемъ на европейскую политику, ея растущей властью надъ океаномъ.

Примечания

1

Что событія временъ Ричарда II-го и позже могли возбуждать страсти, доказательствомъ этому служитъ любопытный фактъ, приводимый Гервинусомъ: во время всемогущества и наименьшей популярности Вальполя публика привѣтствовала одобрительными восклицаніями тѣ мѣста шекспировской хроники, гдѣ идетъ рѣчь о зависимости короля отъ его любимцевъ.

--">