Бруно Байон - Серж Гензбур: Интервью / Сост. Б. Байон

эпизодический характер.

БАЙОН: А ты думал об этом, когда был моложе?

С. ГЕНЗБУР: После первого сердечного приступа^[55]. Тогда я решил... Я сказал себе: «Против жизни противоядия нет». До этого я никогда об этом не думал.

БАЙОН: Но в твоих песнях это все же присутствует...

С. ГЕНЗБУР: Человек чувствует присутствие смерти всегда, если, конечно, он не полный мудак.

БАЙОН: А твоя навязчивая идея черного цвета — это было еще до сердечного приступа?

С. ГЕНЗБУР: Черный — это не... Психиатрические больницы окрашены белой краской. Для меня черный цвет — это абсолютная неукоснительность. Цвет смокинга.

БАЙОН: Смерть ведь тоже неукоснительна?

С. ГЕНЗБУР: Здесь нет ни черного, ни какого бы то ни было понятия о цвете. Никаких свойств, никаких цветов. Цвета есть цвета радуги, а серый, черный и белый — это валёры, значения. Для художника. Каким я и был. Ни запах, ни аромат, ни слух...

БАЙОН: И страха уже нет?

С. ГЕНЗБУР: Нет. Как тут не усомниться в иудео-христианской морали, согласно которой за миллиграмм какой-то вечности приходится париться целую вечность в этом вонючем аду...

БАЙОН: Можно ли считать, что тебе хорошо там, где ты существуешь сейчас?

С. ГЕНЗБУР: А я не существую.

БАЙОН: Там холодно?

С. ГЕНЗБУР: Не знаю. Какая температура у собак?

БАЙОН: У мертвых собак?

С. ГЕНЗБУР: Черт возьми! Моя собака жива! В космосе! Меня согревает свет звезд. Моя сука. Нана. Ее ошейник...

БАЙОН: А ты выглядел пристойно?

С. ГЕНЗБУР: Думаю, это был мелкокалиберный пистолет. И пуля не раздробила... голову.

БАЙОН: Ты был выбрит, помыт?

С. ГЕНЗБУР: Я не смог привести себя в порядок до этого, так как все произошло случайно. Жопу мне точно не подмыли.

БАЙОН: Мелкокалиберный пистолет может повести себя весьма коварно.

С. ГЕНЗБУР: Зато эффективно.

БАЙОН: Кто стрелял — мужчина или женщина?

С. ГЕНЗБУР: Не знаю. Мне стреляли в спину.

БАЙОН: У тебя нет никакой возможности узнать?

С. ГЕНЗБУР: Есть. Когда мой убийца даст дуба, то, возможно, будет здесь гулять на поводке моей собаки.

БАЙОН: Пуля попала тебе в затылок?

С. ГЕНЗБУР: Да, совсем как... — нет, не Глюксману^[56], а Гольдману^[57]. Обо мне писали на первых страницах все газеты.

БАЙОН: Ты тоже упал, раскинув руки в стороны?

С. ГЕНЗБУР: Как Христос? Нет, я попытался подхватить свой бокал, но он выскользнул у меня из рук.

БАЙОН: Тебе было больно?

С. ГЕНЗБУР: Нет. Сработано было чисто.

* * *

БАЙОН: А в момент смерти твой «микки» стоял?

С. ГЕНЗБУР: «Микки» встает только у тех, кто вешается. Или у тех, кому делают смертельный минет.

БАЙОН: Да, но ты все-таки кого-то клеил. Может быть, это было уже на продвинутой стадии и...

С. ГЕНЗБУР: Нет, нет. Не в моем возрасте. (Улыбается, как промокший пес.)

БАЙОН: Барышня плюс удар от...

С. ГЕНЗБУР: Эякуляция! Я никогда не скрывал, что есть общего между мной и Микки Маусом: большие уши и длинный х... вост.

БАЙОН: А... — ты можешь отмахнуться, если тебе не хочется отвечать, — твоя семья переживала?

С. ГЕНЗБУР: Да, хотя... (Он и в самом деле отмахивается, отметая вопрос.) Проехали.

БАЙОН: А похоронили тебя достойно?

С. ГЕНЗБУР: Достойно... Когда ты мертв, то невозможно быть достойным. Можно быть только голым.

БАЙОН: Обошлось без религиозности?

С. ГЕНЗБУР: Без.

БАЙОН: Ты оставил точные инструкции?

С. ГЕНЗБУР: Да, в восемьдесят восьмом. Но они были самыми простыми: «Хозяин, я не нарушил ни одного условия контракта. Задание выполнено».

БАЙОН: Подпись «Соколов»^[58]...

С. ГЕНЗБУР (раскатистый хохот).

БАЙОН: Итак, тебя похоронили?

С. ГЕНЗБУР: Да, если, конечно, не закидали дюжиной гранат и я не оказался в таком же состоянии, что и Неизвестный солдат. Даже неизвестно, солдат ли это или какая-нибудь корова. Или фриц. В общем, месиво. А может быть, их там человек пятнадцать...

БАЙОН: Единственное, что можно идентифицировать, так это червей.

С. ГЕНЗБУР: За неизвестных червей! (Снова по бокалам разливается шампанское.)

БАЙОН: Ты не просил, чтобы тебя кремировали?

С. ГЕНЗБУР: Я бы предпочел, чтобы меня бросили в воду. Водная стихия мне кажется поэтичнее, чем земная. Но закон предоставляет эту привилегию только морякам. Хотя можно договориться... нелегально. Я, впрочем, так и сказал: «Пусть возьмут мои останки — то, что от них останется, — потом в машину, а затем на корабль, и все». Немного цемента. И все прекрасно. Как --">