Михаил Ефимович Зуев-Ордынец - Говорящий чугун

кривых, узких улочках Бухары, Ташкента и Самарканда — впервые оценили изумительную работу безвестных каслинских литейщиков.

Башкирин, бурят, туркмен или узбек стучали в дно огромного котла и, говорили восхищенно одно только певучее слово:

— Касли!

Окружающие зеваки откровенно завидовали покупателю и, восторженно закатывая глаза, сладко цокали языком:

— Це-це! Касли! Джюда якши!..

Нельзя было не восхищаться. Огромный (человеку по пояс) чугунный котел был несокрушимо крепок и непостижимо легок, ибо был он тонок, словно выгнутый из листового железа, а звонок, как медный колокол.

Безусловно, художественное каслинской литье начинается от этих «азиатских чаш», ибо оно выросло, как естественная высшая ступень из фигурного и технического литья.

«Бежин луг»

Бесконечные обозы с каслинским литьем потянулись на многочисленные ярмарки: Ирбитскую, откуда оно растекалось по всей необъятной Сибири; Петропавловскую, куда съезжались кочевники Казакстана, а с Троицкой ярмарки каслинские кунганы и котлы через армянских и персидских купцов уходили в знойные дали Средней Азии и Ближнего Востока.

Ожила еще более древняя путина — крики ямщиков, ржанье коней, скрип тяжело загруженных телег!

Но все это в далеком прошлом. Древний путь народных переселений, затем «Государев Уральский тракт», стал глухим захолустным проселком. И пыль его, утоптанную ногами многих племен и целых наций, теперь топчем только мы трое.

Вечерело. На западе потухал розовый пепел зари. А завода все еще не видно.

Не сбились ли мы с пути?

В стороне от дороги, в нечастой березовой рощице, взметнулось багряным шелком пламя костра. Не сговариваясь, мы дружно повернули к роще.

Услыхав наши шаги, от огня поднялись испуганно двое ребят на вид лет десяти и двенадцати. Оба были одеты одинаково, как по форме, — в огромных сползающих на уши картузах с полуоторванным козырьками, в ватных, шитых нарост, пиджаках, оба держали в руках по кнуту.

— Чего огнем балуетесь, ребята? Зачем костер развели? — Младший вытер обиженно под носом и ответил неожиданно басом:

— Не видишь — в ночном мы. Коней стерегем. А вам чо надо?

Мы объяснили. Спросили про дорогу. Оказывается — идем верно.

А затем, как-то незаметно для самих себя, присели у костра. Хорошо прохладным и ароматным уральским вечером посидеть у теплинки.

Приятель мой вдруг рассмеялся:

— Костер. Ребята в ночном. Совсем «Бежин луг»! Нехватает только рассказов о солнечном затмении или о чем — нибудь другом необычайном!..

Гора Каравай

Счастливая дремотная лень одолела меня. Я прилег и, повидимому, быстро, но коротко заснул, ибо совершенно неожиданно услышал вопрос приятеля:

— А что это за гора торчит вон там?

— Смотря какая, — деловито ответил младший. — Эта вот Булдым, та — Вишенная, а еще Каравай.

Дон-Кихот. Скульптура Готье.

И парнишка охотно начал рассказывать про удивительную Каравай-гору…

Глухая, уединенная гора эта замечательна тем, что на нее осенью, в начале сентября, собираются козлы со всех ближних и дальних окрестностей — с Кыштымской, Уфалейской, даже Златоустовской дачи. Сюда же, к Караваю, сходятся и съезжаются со всех сторон охотники. Начинается ловля козлов ямами, множество их загоняется с собаками. К ноябрю козлы расходятся, чтобы весною снова повторить эту непонятную сходку.

Глиняный козел

— Чем козлам этот Каравай мил, не пойму никак, — сказал приятель. — Да и какие же на Урале козлы, не слышал я что-то о них. Кабарга, джейраны?

— Архары! — засмеялся я^[1]. — А может, каменные бараны, твои приятели?

— Какие на Урале у нас козлы? — спросил парнишка. — А эвон какие! Сзади тебя стоит. Гляди!

Мы удивленно вскочили на ноги.

— Ленька, не смей показывать! Морду побью! — закричал вдруг старший, до сих пор не проронивший ни слова.

Но мы уже увидели. Невдалеке от костра (как мы его раньше не заметили?) стоял козел, вылепленный из глины. Скульптор уменьшил его размеры против натуральной величины почти втрое. Но мы видели, как напряжена каждая жилка благородного животного. Козел почувствовал близкую опасность, увидел западню или услыхал собачий лай. Ноздри его трепещут от влажных --">