Вадим Эмильевич Верник - Свободный полет. Беседы и эссе

— Я не могу себя анализировать. Я разная. Могу быть такой, а на другой день чувствую себя совершенно иначе, веду себя и соображаю по-другому.

— Скажите, когда вы поняли, что пришло время остановиться? Когда сказали себе: хватит танцевать?

— Я вернулась в Россию, мне было почти 50 лет. Это удобный повод замкнуть круг. Подходящий момент. За границей у меня остались по контракту несколько спектаклей в The Royal Ballet. Так на мировой сцене я поставила точку, станцевав Джульетту. К счастью, на меня тут же посыпались всевозможные предложения со всего света стать балетмейстером. В 16 странах шла «Баядерка» в моей редакции. Теперь каждый раз, когда ее где-то ставят, я приезжаю и готовлю артистов. Работы хоть отбавляй.

— Это здорово!

— Да, я счастлива. Даже не ожидала, что моя творческая жизнь после ухода со сцены продолжится.

— Наташа, можно я задам очень личный вопрос? В России вы были замужем за Леонидом Квинихидзе, известным кинорежиссером…

— Да, но мы разошлись за год до моего отъезда.

— Как уживались две сильные и настолько контрастные личности?

— Не ужились, поэтому и расстались. Мы прожили вместе пять лет.

— С искусством был связан и первый ваш муж.

— Да, Всеволод Ухов, он был когда-то самым лучшим Ромео на балетной сцене, пока не сорвал ахилл.

— А когда вы встретились с Эдвардом Каркаром?

— Я осталась за границей в 1970 году. А замуж вышла только в 1976-м, но до этого мы четыре года были вместе.

— Чем Эдвард вас покорил? Кроме того что он высокий и красавец.

— Открытой улыбкой. У него красивые руки, длинные пальцы. Он очень внимательный и любил — безумно любил — Россию. Он хорошо говорил по-русски, с очень приятным акцентом. Симпатичный.

— Он, конечно же, ходил на все ваши спектакли?

— Да, и целовался очень хорошо. (Улыбается.)

— Наташа, вы вернулись в Россию только в 1988 году. В совершенно другую Россию. У Барышникова принципиальная позиция: я никогда не переступлю «порог» этого государства. У вас такой установки не было?

— Нет. Наоборот, я всегда во всех интервью говорила, насколько я благодарна Вагановской школе. Без нее я не смогла бы осуществить мечту. Но я до последнего момента, до перестройки, не могла поверить, что когда-нибудь приеду в Россию. Это был такой закрытый мир. Возвращение было сродни чуду.

— Все эти 18 лет вы не видели маму?

— Нет, конечно. Мы только говорили по телефону.

— И как вы встретились?

— Драматично. В фильме «Макарова возвращается» показана наша встреча. К сожалению, мамы больше нет, но она все-таки успела увидеть меня на сцене, в Мариинке. Сидела в Царской ложе — представляете, какая прелесть?

— Что говорила?

— Плакала она. А что тут скажешь? Слов уже не было.

— Вы жили в Америке, в Англии, объездили весь мир. У вас сохранилось сознание российского человека, или, когда вы настолько интегрированы в культурную жизнь другой страны, психология меняется?

— Я не думаю об этом. Я знаю, что мой дом — Сан-Франциско, но это просто место на карте. А вообще я принадлежу миру. Серьезно говорю, не пафосно. Да, я люблю русские поля, лес, русских людей, русскую речь, литературу, поэзию, художников. Когда-то я давала интервью иностранному журналу, и меня спросили: «Что бы вы сделали, если бы вдруг появилась возможность приехать в Россию?» И я ответила: «Наверное, попросила бы отвезти меня из аэропорта в лес». Лес для меня — самый родной в России. Но в то же время я хорошо и свободно чувствую себя в Англии, Америке. Очень люблю Францию.

— В своем доме в Сан-Франциско вы ведете какое-то хозяйство?

— У меня всё есть. И лес тоже. Приезжайте, посмотрите. Удобно живу. Я даже построила в честь бабушки небольшую церковь на участке — семь куполов.

— О вас можно сказать, что вы сами себя сделали. Что в истории вашего успеха, потрясающей истории, самое главное?

— Только работа. Концентрация, неразбросанность. Спектакль для меня — самое главное в жизни. Был такой случай: я должна была танцевать «Манон Леско» в Ковент-Гардене, а мой самолет опаздывал. Два часа до спектакля, час… Как будто жизнь кончилась. Но я все-таки успела, и это был самый лучший спектакль. Адреналин, наверное.

— А какой балет вы любите больше всего?