внутреннюю неисчерпаемость данной вещи, — и всё это благодаря чувственным и символическим эффектам восприятия красок».

И снова Олейников:

Приятен вид тетради клетчатой:
В ней нуль могучий помещён,
А рядом нолик искалеченный
Стоит, как маленький лимон.
О вы, нули мои и нолики,
Я вас любил, я вас люблю!
Скорей лечитесь, меланхолики,
Прикосновением к нулю!
Нули — целебные кружочки,
Они врачи и фельдшера,
Без них больной кричит от почки,
А с ними он кричит «ура».
Когда умру, то не кладите,
Не покупайте мне венок,
А лучше нолик положите
На мой печальный бугорок.

И опять Валери: «Создания искусства свидетельствуют о личностях более точных, лучше владеющих своим естеством, своим взглядом, своими руками, ярче отмеченных, выраженных, нежели те, кто, видя законченную работу, не догадываются о предшествовавших поисках, исправлениях, безнадёжностях, жертвах, заимствованиях, уловках, о долгих годах и, наконец, счастливых случайностях — обо всём исчезающем, обо всём скрытом, рассеянном, впитанном, утаённом и отрицаемом — обо всём, что отвечает природе человеческой и противостоит жажде чудесного, — в которой, однако, заложен важнейший инстинкт этой самой природы».

Таким образом, заключает Валери, в любом бесполезном занятии, вроде живописи нужно стремиться к чудесному.

Кажется, тут нечего добавить?

Но вот Сократ: «Голод — лучшая приправа к пище».

И Рене Шар: «Вначале был Страх, потом сопротивление тому, что Его вызывает, потом Слово, Загадка и другие происшествия (я ставлю Пение и Иллюзию бок о бок — или как вам угодно)».

И Мондриан: «Картины для художника словно дети для родителей: чем старше, тем удалённее».

И снова Шар: «„Изобилие — это преступление“, — пролепетал мне родник в скалистой расщелине».

И опять Хлебников:

Из мешка
На пол рассыпались вещи.
И я думаю,
Что мир —
Только усмешка,
Что теплится
На устах повешенного.

Кажется, достаточно уже?

Нет, не достаточно.

В этой книге много чего не хватает: имён, мыслей, образов.

Как сказал поэт: «Эрмитажные воробьи щебетали о барбизонском солнце, о пленэрной живописи, о колорите, подобном шпинату с гренками, — одним словом, обо всём, чего не хватало мрачно-фламандскому Эрмитажу».

И: «В поэзии, в пластике и вообще в искусстве нет готовых вещей».

Ну вот!

И есть ещё одна, последняя цитата, которая кажется мне очень уместной.

Она — из Ги Дебора: «Я рассказал вам о том, что я люблю, а то, что я ненавижу, и так очевидно».

Все свободны

АЛЕКСАНДР БРЕНЕР

КА, ИЛИ ТАЙНЫЕ,
НО ИСТИННЫЕ
ИСТОРИИ ИСКУССТВА

— Ты дышишь? Ты живёшь? Не призрак ты?
— Я первенец зелёной пустоты.
— Я слышу сердца стук, теплеет кровь...
— Не умерли, кого зовёт любовь...
— Румяней щёки, исчезает тлен...
— Таинственный свершается обмен...
— Что первым обновлённый взгляд найдёт?
— Форель, я вижу, разбивает лёд.
— На руку обопрись... Попробуй... Встань...
— Плотнеет выветрившаяся ткань...
— Зелёную ты позабудешь лень?
— Всхожу на следующую ступень!
— И снова можешь духом пламенеть?
— Огонь на золото расплавит медь.
— И ангел превращений снова здесь?
— Да, ангел превращений снова здесь.

Михаил Кузмин

--">