Вера Львова, Вячеслав Первушин - Прощание на двоих

дома.

—      Лёш, тетя моя живет в этом доме. Я хочу вас познакомить. Она у меня - особа странная, но все же зайдем. Хорошо?

Он замялся.

—      Пошли, ты же мне друг?

—      Друг, — снова вспыхнул он.

Раиса Ивановна, пухленькая, маленькая, с цепким, тяжелым взглядом карих глаз с порога начала удивленно вскрикивать.

— Наконец-то надумала навестить старую тетку, — она поцеловала племянницу, поднявшись на цыпочки, боковым зрением наблюдая за светловолосым Алешей.

— Это Алексей. Мой друг и спаситель. Рыцарь и защитник! — оторвавшись от тети, Ольга Петровна повернулась к гостю. — Он меня не только от собак спас, но и от пьяных мужиков.

— Где ж ты такого защитника сыскала? — веря и не веря племяннице, поинтересовалась Раиса Ивановна.

— На автовокзале. Он меня от пьяного мужика спас, сумку тяжелую до тебя доволок.

— За такой труд придется твоего дружка пирожками и вареньем угостить. Я только что испекла пирожки с клубникой. Присаживайтесь к столу, — засуетилась тетя.

Ольга Петровна повела мальчика в ванную. Он намыливал узкие и длинные ладони розовым мылом неловко и скованно, так же стесненно вел себя за столом. Ушел в себя. Напрасно Раиса Ивановна с Ольгой пытались его растормошить, расспрашивая о бабушке, матери. Он отвечал через силу, с большим натягом и не улыбаясь. И тогда, как только Раиса Ивановна вышла из кухни за полотенцем, Ольга прямо спросила:

—      Ты хочешь уйти?

—      Я хочу быть только с вами.

—      Пойдем завтра на реку, позагораем, — предложила она.

Он вскочил с места, глаза сверкнули страстью и радостью.

—      Я приду в девять часов.

—      Но это же еще рано.

—      Врачи говорят, что загорать полезно с девяти часов.

Она проводила его до двери и привычным движением, как это обычно проделывала со своими близкими и родными, чмокнула в щеку. Он превратился в горящий факел.

—      До завтра, — Ольга Петровна торопливо и испуганно закрыла за ним дверь. Прислонилась спиной к стене и крепко задумалась. Она неожиданно для себя вспомнила свой первый поцелуй. Ей тогда тоже было тринадцать. А Валерик был очень высокий. Она всегда дышала ему в пупок.

В тот вечер они стояли на освещенной яркой луной лесной полянке. Снег искрился так, что ослеплял не только глаза, но и души. Они были одни. Одни на волшебной поляне, в сказочном лесу. Валерик нагнулся и приподнял ее. И впился губами в ее губы. Она тогда чуть не потеряла сознание. Поцелуй получился слишком чувственным; даже когда он отпустил ее, а сам, от страха, что будет осужден за подобную смелость и выходку, отскочил от нее на несколько шагов, она была не в силах что-либо предпринять по той причине, что была словно в бреду, а ноги, ставшие ватными, не хотели держать ее обмякшее, обессилевшее тело. Она долго приходила в себя, как бы выплывала из другого состояния, незнакомого доселе чувства, пытаясь понять, чем грозит ей свалившееся на нее так неожиданно чувство: унижением или счастьем. Даже став женщиной, она не испытала такого страха, наслаждения и удивления одновременно. Такого взрыва необъяснимых, неизведанных чувств и эмоций.

Поцелуй получился слишком жарким. Просто огненным. Валерик не только отогрел и растопил ее душу, он зажег ее таким пылающим огнем, что погасить его уже невозможно. Только смерть смогла бы сделать это: погасить ее страсть.

С тех самых пор Ольга полюбила ЛЮБИТЬ. И обожает целоваться. «Неужели мой, почти материнский поцелуй, смог его довести до кипения, до яркой вспышки?», — задумалась она.

—      Как там твои красавицы поживают? — стала спрашивать Ольгу тетя, не видя и не замечая ее тяжелой задумчивости. — На работе как идут дела?

—      Все у меня хорошо. Все как у людей, — рассеянно отвечала племянница. Загадочная и блаженная улыбка бродила по ее красивому лицу.

Раиса Ивановна ударилась об косяк двери и вспомнила, причем в грубой форме, что старость — не радость и лучше быть молодой и здоровой, чем старой и глупой. Она костерила свою старость так громко и беззастенчиво, что проснулся весь дом.

Ольга

--">