Автор Неизвестен - Первый Ватиканский мифограф

Боэцию: одни полагают, что он писал их после 900 г., уже будучи автором комментариев к сочинениям многих других римских авторов (Персия, Ювенала, Доната, Марциана Капеллы), другие считают их плодом его увлечения античной философией и литературой в молодые годы. В любом случае, такая работа требовала известного времени для накопления научного багажа, так что едва ли Реми мог бы взяться за нее в слишком раннем возрасте. Поэтому нижней хронологической границей для труда Первого мифографа надо считать последнюю четверть IX в. С другой стороны, материал Первого мифографа использовал Второй мифограф, который, в свою очередь, был известен ученому монаху Бернару из Утрехта, когда он сочинял свои комментарии к «Эклоге» средневекового поэта Теодула. Бернар преподавал в церковной школе при утрехтском епископе Конраде (1076—1099 гг.). Стало быть, верхней границей для двух первых мифографов является, условно говоря, 1075 г. Для полноты картины укажем здесь, что вместе с Первым и Вторым мифографами, найденными на рубеже 30-х гг. прошлого века в Ватиканской библиотеке (см. ниже), там же был обнаружен и Третий мифограф, чье авторство обычно приписывается Альберику, канонику лондонского собора Св. Павла, жившему в XII в. Во всяком случае, текст того мифографа был впервые опубликован вместе с трудами Альберика (или приписываемыми ему) в редком издании начала XVI в. С Третьим же мифографом, вероятно, по одной из рукописей, хранящейся до сих пор все в той же Ватиканской библиотеке, были знакомы ранние представители итальянского Ренессанса, в том числе — Боккаччо, который посвятил последние 25 лет своей жизни сочинению, расширению и переработке внушительного трактата «Родословная богов» (1350—1375). Так античная мифография через средневековых посредников перешла во владение западноевропейских гуманистов.

Другое отличие Первого Ватиканского мифографа от его предшественников состоит в характере и использовании источников. Среди греков самыми надежными и добросовестными в отношении к ним являются Парфений и Антонин Либерал. Первый передавал содержание произведений преимущественно эллинистических поэтов и прозаиков, которые он сам читал. Второй излагал историю всяких превращений с такой обстоятельностью, что не вызывает сомнений его непосредственное знакомство с поэмами также двух поэтов эпохи эллинизма: достаточно известного Никандра из Колофона и вовсе неизвестного Бея. По поводу Аполлодора мнения исследователей расходятся: одни считают, что он был начитан и в поэмах Гомера, и в трагедиях V в. до н. э., другие предполагают, что он знал только пересказы этих произведений, — во всяком случае, сопоставление его изложения с эпосом и дошедшими трагедиями отличается достаточной к ним близостью. Греческий источник Гигина знал, по крайней мере, очень распространенные изложения драм Еврипида, восходящие еще к перипатетику Дикеарху (2-ая пол. IV в. — нач. III в.)^[13]. Для измышлений Птолемея, Диктиса и Дарета никаких авторитетов не требовалось, хотя и у двух последних можно найти следы знакомства кое с кем из позднегреческих писателей, а уж в полете фантазии им и вовсе нельзя отказать. Итак, обращение к греческим авторам, в ряде случаев их вполне приличное знание и целенаправленный отбор материала — вот черты, характерные для наиболее надежных античных мифографов. С Ватиканским компилятором дело обстоит совсем иначе.

Прежде всего, он не знал греческого, и свой материал черпал исключительно из латинских источников, и при том не у самих римских поэтов, а у их поздних комментаторов. Кладезью мифологических сюжетов были в римской литературе три эпические поэмы, созданные в течение первого века Римской империи: «Энеида» Вергилия, «Метаморфозы» Овидия и «Фиваида» Стация. Первая из них чуть ли не сразу при ее появлении была признана общенациональным эпосом, вошла в систему школьного образования, и к ней, как в свое время в Греции к поэмам Гомера, стали сочинять всякие пособия и комментарии. До наших дней сохранился огромный труд, в котором тот процесс нашел свое завершение, — комментарий античного филолога или, как тогда говорили, грамматика Сервия (ок. 360—370 — 1-ая пол. V в.) к «Энеиде» и еще двум другим сочинениям Вергилия — «Буколикам» и «Георгикам»^[14]. В свою очередь, и Сервий не пренебрегал достижениями своих предшественников, изучавших и комментировавших Вергилия на протяжении нескольких столетий, от Валерия Проба, выпустившего в I --">