Ивлин Во - Офицеры и джентльмены

тенечке.

– Вы, верно, теперь разочарованы, – предположил владелец яхты. – С этими видами всегда одно и то же: только издали хороши.

– Ничего подобного, – запальчиво возразила Гермиона. – Это прелесть что такое! Мы будем здесь жить. И чтобы я больше слова дурного про наш замок не слышала!

Джарвис снисходительно посмеялся вместе со всей компанией, однако позже, когда отец его умер, когда казалось, что теперь они богаты, Гермионина мечта осуществилась. Джарвис навел справки. Замок принадлежал престарелому генуэзскому адвокату; тот с радостью пошел на сделку. Вскоре на развалинах вырос дом, совсем без затей. Ароматы сосны и мирта подсластил милый сердцу аромат левкоев. Джарвис и название придумал – «Вилла Гермионы», да оно не прижилось. Вырезанные на воротах буквы, нарочито «аутентичные», совершенно скрыла жимолость. Жители Санта-Дульчины говорили о новом доме исключительно как о «Кастелло Краучбеков»; в конце концов Джарвис смирился и допустил сей титул на свою писчую бумагу. Таким образом, анналы лишились звучного имени амбициозной новобрачной.

Впрочем, дух свой Кастелло сохранял вопреки названию. В течение пятидесяти лет, пока над семейством Краучбеков не сомкнулись тени, он был местом, где радовались и любили. Отец Гая и сам Гай приезжали сюда на медовый месяц. По этому же поводу Кастелло всегда уступали друзьям и родственникам. Именно здесь Гай, малолетний и счастливый, проводил каникулы с братьями и сестрою. Городок слегка подвергся наступлению цивилизации; впрочем, высшие силы уберегли его, да и весь благословенный полуостров, как от железной дороги, так и от дороги автомобильной. Появилось еще несколько вилл, построенных иностранцами. Гостиница увеличила площадь, решилась на канализацию, кафе-ресторан и название «Отель Эдем»; последнее во время Абиссинского кризиса^[1] было поспешно сменено на «Albergo del Sol»^[2]. Владелец гаража возглавил местную фашистскую ячейку. И однако, спустившись на площадь утром в день отъезда, Гай не увидел практически ничего, что не было бы знакомо Джарвису с Гермионой. Только что пробило одиннадцать, солнце нещадно палило, а Гай, как его дед с бабкой в утро тайного ликования, шел быстро, почти бежал. Как и для них, для него усилия любви наконец увенчались первым плодом. Гай успел упаковать вещи и оделся для долгой дороги; мысленно он уже ехал в Англию, чтобы служить своему королю.

Всего семь дней назад Гай развернул утреннюю газету. Заголовок извещал о российско-германском альянсе. Новость, потрясшая политиков и юных поэтов доброй дюжины мировых столиц, принесла умиротворение одному отдельно взятому английскому сердцу. Восемь лет это сердце томилось от стыда и одиночества, и вот срок истек. Восемь лет Гай, уже и так отделенный от людей своего круга глубокою раною, раною, из которой вместе с кровью непрестанно выходила из Гая жизнь и любовь, был лишен обязанностей, имевших власть поддержать его дух. Гай слишком долго прожил на родине фашизма, чтобы разделять восторги своих соотечественников. Фашизм представлялся Гаю не бедствием и не возрождением, а всего-навсего топорной импровизацией. Гая отталкивали рвущиеся к власти итальянцы; в то же время критика из уст англичан казалась ему до того бессмысленной и лицемерной, что в последние три года Гай вовсе не выписывал английских газет. Немецких нацистов он полагал людьми психически ненормальными и дурными. Их действия в Испании заслуживали всяческого осуждения. Впрочем, к событиям в Богемии, имевшим место год назад, Гай отнесся совершенно равнодушно. Когда пала Прага, он понял: войны не миновать. Он ожидал, что Англия ввяжется в войну с бухты-барахты, сама не понимая для чего, не с теми союзниками, слабой, жалкой, неподготовленной. Теперь же все чудесным образом прояснилось. Враг наконец сбросил личину и явил свой истинный образ. Жуткий и омерзительный, вооруженный до зубов, на Гая надвигался Новый Век. И Гай решил: каковы бы ни были последствия, место в этой битве для него найдется.

Последние распоряжения в Кастелло были отданы. Гай даже визиты нанес все, какие следовало. Накануне он посетил протоиерея, подесту, мать-настоятельницу, миссис Гарри на вилле «Датура», Уилмотов в «Кастеллетто Мусгрейв», графиню фон Глюк в «Каза Глюк». Оставался один визит, сугубо личный. Тридцати пяти лет от роду, узкокостный, щеголеватый, явно иностранец, хотя и не обязательно англичанин, помолодевший сердцем, Гай спешил --">