Ким Каспари - XXS

Понедельник, 1 января 1996

В этот раз моя лучшая подруга Амелия празд­новала Новый году нас. Около двенадцати мы с ней пошли к церкви смотреть фейерверк. Было очень красиво, но холодно. А потом мы лили свинец хотя это ни к чему. У Амелии получилась фигурка, явно похожая на руку. Потом мой отец читал нам вслух, что какая фигурка обозначает. Оказалось, что под словом «Рука» написано: «Смерть близкого человека». Для Амелии, кото­рая недавно самым трагическим образом поте­ряла мать, это не самое подходящее толкование. Мать Амелии покончила жизнь самоубийством. Пожарные искали ее несколько часов, а потом Амелия с сестрой обнаружили ее на складе.

Об этом мы с Амелией проговорили всю ночь, и она сообщила мне много нового, о чем я до сих пор и понятия не имела. Например, что ее мать принимала наркотические таблетки и уже не­сколько раз побывала в психбольнице. Я очень гордилась тем, что подруга доверила мне свою тайну, ведь о таких вещах не кричат на каждом углу. А потом вдруг Амелия сказала: «Но я уже нашла себе новую маму».

Черт побери, она имела в виду мою мать!

Конечно, я ей тут же рассказала, чтб на самом деле происходит с моей матерью. Я была уверена, что Амелия давно поняла, в чем дело, — ведь у нас в квартире постоянно воняет спиртным. Но она ни сном ни духом не ведала, сначала даже не поверила.

Вторник, 2 января 1996

Сегодня я в тысячный раз решила, что надо пе­реехать. Но мне всего тринадцать лет, так что это будет непросто. Хотя я совершенно точно долго здесь уже не выдержу! Моя мать, эта любительни­ца аспирина, сегодня снова полезла ко мне со сво­ими поцелуями, а мне противно, прямо до тошно­ты, терпеть этого не могу. Но она ничего не пони­мает, вернее, я ей не говорю, потому что не хочу ее обидеть, и позволяю делать с собой все что угодно. Точно так же противным до тошноты я считаю тот факт, что у нас вся еда покрыта плесенью, а в хо­лодильнике сидят червяки и глупо на меня тара­щатся, стоит только открыть дверцу. А потом отец как дурак спрашивает, почему я ничего не ем. Ку­да ни посмотришь — пыль толщиной в палец вез­де грязь, всюду плесень; дрянь и гадость торчат из всех углов, а так как квартирка у нас крошечная, мне все больше кажется, что я нахожусь в узкой темной пещере, выхода из которой мет.

Уже несколько месяцев мама не спит здесь, наверху, в самой квартире. Она все чаще и чаще заползает в подвальную комнату, а наверх под­нимается, только если ей нужно в туалет. Меня тошнит всякий раз, как я ее вижу.

Но абсолютный хит сегодняшнего дня сотво­рил все-таки отец. Амелия подарила мне на Рож­дество мышку по имени Сильвестр. Черненькую, только кончик носа белый. Когда я нечаянно уронила банку, из-за того что мой идиот папаша ме­ня толкнул, то я никак не соглашалась эту банку поднять: во-первых, потому что на полу сидел огромный паук сантиметра три в диаметре, а во- вторых, потому что я совсем не была уверена, что должна ее поднимать, — ведь это же он меня за­дел. И тут отец бросился к домику с Сильвестром, схватил его, побежал в ванную и спустил в уни­таз. Сильвестра, не домик. При этом он еще и во­пил: «С сегодняшнего дня, цаца, я больше не буду с тобой церемониться! Надеюсь, это послужит те­бе хорошим уроком!» Вот мерзкая свинья! Спус­тить живое существо в унитаз! За это я своего от­ца ненавижу.

Ну что мне стоило поднять эту дурацкую банку?!

Среда, 3 января 1996

Если весь год будет таким, как эти три дня, то мне действительно придется основательно пере­строить свою жизнь. Сегодня отец пытался заста­вить меня сожрать венскую сосиску, которая це­лую неделю тухла в холодильнике. Конечно же я к ней не прикоснулась, потому что считаю извра­щением есть что-нибудь из нашего холодильника. А потом я орала на него до тех пор, пока не охрип­ла и не потеряла голос. В конце концов я схвати­ла огромный кухонный нож и разрезала свой ма­трац. Я была просто вне себя. На отца это особо­го впечатления не произвело, потому что матрац все равно и до этого уже был рваный. Он просто пригрозил, что вышвырнет меня вон. Пусть бы уж лучше он меня вышвырнул! Хуже, чем здесь, нигде не будет. Хорошо хоть, что у меня не осталось никаких домашних животных, которых он мог бы спус­тить в унитаз.

Мать я сегодня еще не видела.