Владимир Евтихианович Баскаков - Кружок на карте

войны, реально угрожающей Москве. Если к станции действительно подойдут соседи, это будет котел. Не такой, конечно, как в Сталинграде — генерала познакомили в штабе армии с последними фронтовыми новостями, — но все же котелок хороший.

— Отправляйтесь на свое место, — с раздражением и переходя на «вы», сказал генерал, заметив, что худенький лейтенант все еще стоит там же, где и стоял. — Занесла вас нелегкая в середину колонны. Сдали бы свои подарки в тылы, что ли!

— У меня приказ доставить груз по назначению… Генерал прервал лейтенанта:

— Идите, я вам говорю.

И опять заревели моторы, защелкали, заскрипели бревна. Колонна тронулась…

Генерала Шубникова назначили командовать корпусом совсем недавно. Да, собственно, его и не могли назначить раньше: механизированные корпуса возникли лишь в сентябре. Летом под Москвой их формировали сразу три. И в каждом — две сотни танков, пехота на колесах, артиллерия, «катюши», саперы. Тысячи автомашин, и ни одной повозки, ни одной лошади. Танковые корпуса существовали с весны и уже воевали в донских и в приволжских степях. А мехкорпус — это совсем новая организационная форма. Так, во всяком случае, ему сказали в управлении бронетанковых войск. Впрочем, сам Шубников знал, что не очень-то новая. Он еще в тридцать четвертом году служил в мехкорпусе, командовал батальоном. Потом, после испанской войны, танковые и механизированные корпуса расформировали.

Шубников вспомнил, как в тридцать восьмом его, только что окончившего академию моторизации и механизации, встретил старый дружок Иван Ковальчук: вместе учились в конце двадцатых годов в кавшколе. Но Иван успел уже стать комбригом, и они обмывали его ромб в московской квартире Ковальчука на Усачевке.

— Зря бросил ты, Микола, конницу, — раздумчиво говорил раскрасневшийся комбриг, подливая Шубникову коньяк в граненую стопку и накладывая на тарелку шпроты. — На танки пошел, а вон ребята из Испании приехали, говорят: танки твои там себя не показали. Горят твои танки. Только дым идет.

— А конница? — ехидно спросил Шубников.

— Конница — это конница, — веско сказал Ковальчук я, помолчав, вдруг добавил: — Я вот три месяца назад тоже две шпалы носил, а сейчас, как видишь, дивизию принимаю.

— У кого принимаешь?

— Вот принимать-то не у кого.

— Понимаю. И помолчав:

— А все-таки танки себя покажут.

— Ну давай, давай, — снисходительно улыбнулся Ковальчук, наливая в стопки себе и Шубникову.

Шубников сам смолоду был кавалеристом, любил конницу. Да и теперь еще часто, обходя танковый строй, он вспоминал своих лошадок той поры, когда служил начальником дивизионного конезапаса, — умных, красивых, выхоленных, подобранных по мастям. Первое время ему тоже не очень-то нравилось у танкистов. И расхожую танкистскую поговорку «Порядок в танковых войсках» он воспринял скорее иронически: какой уж там порядок? Но потом привык, да и порядок стал другой. Может быть, оттого, что в танковые войска пришло много кавалеристов.

Перед войной снова начали создавать мехкорпуса — большие, трехдивизионного состава, чуть ли не в тысячу танков. Шубников, уже полковник, был назначен заместителем командира танковой дивизии. Но скомплектовать дивизию как следует не успели, хотя танки стали поступать хорошие — тридцатьчетверки. В мае в дивизии было три батальона таких танков, остальные — БТ и Т-26 — верткие, даже прыгать умели (в тридцать шестом Шубников сам занял первенство в округе по этим прыжкам), но броню имели тонкую, да и пушечка слабенькая.

В августе в ходе боев мехкорпус расформировали — его практически уже и не было, остались лишь номер, штаб, отдельные подразделения, вырвавшиеся из Киевского котла. Раненого Шубникова отправили в Москву. После госпиталя он работал в бронетанковом управлении наркомата, и как раз ему довелось готовить приказы о расформировании танковых и механизированных корпусов. Вместо них и танковых дивизий формировались танковые бригады.

Было не очень-то приятно своими руками делать это, но Шубников понимал: обстоятельства вынуждают. Просто очень мало танков, их не хватило бы на корпуса и дивизии. Бригады можно было сформировать из тридцатьчетверок, а это кое-что значило в ту грозную пору.

В госпитале, в Тимирязевской академии, опять встретил старого дружка-кавалериста Ковальчука: лежали в соседних палатах.

— Ну, что твои танки? — хитро улыбаясь, спросил Коваль-чук, --">