Татьяна Слепова - Дух, который разбил свой кувшин

— Дальше не пойдем! — Объявил Вереск.

Пестрошейка не возражала, легла на землю, свернулась клубком.

— Да ты вся горишь! — Ужаснулся Вереск. — Рану свою покажи!

Рана вздулась и почернела. Плохо дело! Долго Вереск подле девушки сидел, не знал, что делать. Не умел он врачевать, не воина это дело. В племени раны всегда шаман лечил. Да мать немного. Тайком от шамана.

Пестрошейка металась по земле подстреленной птицей, все звала кого-то. Темнело уже. По лесу шакалы стали рыскать, да на крики Пестрошейки подвывать.

Наконец, девушка открыла глаза, посмотрела на Вереска и слабо улыбнулась.

— Вереск! — тихим голосом позвала она. — Подойди!

Вереск послушался и сел рядом с ней.

— Хорошо, что мы сбежали, правда? — Продолжила девушка.

У Вереска комок в горле застрял. Кивком головы согласился.

— А теперь убей меня, — попросила Пестрошейка.

— Что?! — возмутился Вереск и на ноги вскочил. — Да ты ума лишилась?!

— Сядь и послушай, — мягко попросила девушка. Вереск повиновался. — Не выжить мне. Знаю. Черная боль долго меня есть будет. Пока не насытится. Больно мне будет. Очень. И тебе больно станет на меня смотреть. А так… — Она взяла руки Вереска и положила себе на горло. — Как птиц убиваешь, коли стрела свое дело не доделала.

— Замолчи, женщина! — В ужасе закричал Вереск. — Немедленно замолчи!

Он отвернулся от нее, подошел к кувшину.

— Ну что скажешь?! — Обратился Вереск к духу.

— Что тут скажешь? — Гулко ответил дух.

— А ты попробуй сказать что-нибудь! — Рявкнул Вереск. — И помоги! Ты же лечить умеешь!

— Не умею, — ответил дух.

— Неправда! Матушка ведь с твоей помощью других лечила. Так?

— Матушка твоя ведунья, — мрачно напомнил дух. — С ней моего труда мало надо было. Свой добавляла.

— Так значит, ты труда испугался?! — Возмутился Вереск. — Ленивый молочный слизень! Вот ты кто!

— Ладно! Помогу! — неохотно согласился дух. — Накопай земли помягче и заполни кувшин доверху. Затем сходи в лес и найди ольховую сережку. В кувшин посади. Посмотрим, что получится.

Все Вереск сделал, как дух велел. Посадил ольховую сережку в кувшин, стал ждать, что дальше будет. Пестрошейка больше не звала его. Металась в бреду, какие-то чужие имена перебирала. Вереск даже рад был ее бреду. Не смог бы он ее просьбу выполнить.

Недолго ждать пришлось. Из кувшина росток показался. Быстро он окреп, да ввысь поднялся.

Вереск впервые за весь день надежду почуял.

Вдруг раздался глухой звон разбитой посуды. Корни сквозь кувшин проросли, да раскололи его. Корни в землю пошли, подминая остатки посуды под себя. А дерево к небу потянулось.

— Дух, ты здесь?! — Спросил Вереск. Ему ответила тишина. — Да где же ты?!

Ушел дух. Может, в небо улетел, может, в дерево вселился.

Красивое дерево получилось. Тонкий стебель, маслянистые листья. Не береза и не ольха. Никогда таких деревьев Вереск не видел.

Юноша времени не терял. Нарвал листьев с дерева, приложил их в ране Пестрошейки. Еще в большом черепке отвар из этих листьев сделал, девушку отваром напоил.

Вскоре Пестрошейка открыла глаза, пить попросила. Долго и жадно пила воду. Вереск умаялся к ручью бегать. Вскоре Пестрошейка уснула. Спокойно спала, не бредила, только улыбалась во сне.

На следующий день Пестрошейка поднялась на ноги. За Вереска держалась, но ходила. Еще два дня и совсем окрепла.

Черепки от кувшина под корни дерева ушли. И дух больше не отзывался. А дерево все росло. Иногда к нему приходили олени и зайцы. Первые листья подъедали, а вторые — кору.

— Звери чуют, что дерево целебное, — объяснила Пестрошейка.

Настала пора двигаться дальше в путь, хоть и не хотелось Вереску и Пестрошейке от дерева уходить.

— Мы тебе молока принесли, — объявил однажды Вереск и дереву поклонился. — Пестрошейка олениху подоила, которая в мою яму попала.

И молоко потекло по корням дерева.

— Прощай, дух. Не знаю, слышишь ты меня теперь или нет. Но я тебя всю жизнь помнить буду.

— И я, — подхватила Пестрошейка.