Анна Николаевна Ольховская - Царство черной обезьяны

гастрольного тура.

Хрустальный, звенящий от прозрачности горный воздух, веселый щебет дочери, великолепная кухня, тишина и покой – все это окончательно выгнало из меня последние следы болезни.

Так мне казалось. Ведь чувствовала я себя прекрасно, у меня ничего не болело, только иногда, чаще всего накануне перемены погоды, ныл и гундел шрам на груди. Но я на нытика внимания не обращала, наслаждаясь жизнью.

Да, понимаю, звучит немного пафосно, но надо, наверное, побывать за гранью реальности, вдоволь надышаться черным мраком зла, чтобы научиться ценить каждое мгновение.

Падает снег…

Банально и скучно?

Не знаю, возможно,

Но я

Не устаю удивляться

Искусству

Привычных секунд

Бытия.

И снежное кружево за окном, и запах пирога воскресным утром, и отпечаток подушки на розовой щечке разоспавшегося ребенка, и теплое дыхание мужа на моих ресницах, и его утренняя нежность, и его же вечерняя страсть – мое ежедневное счастье. Счастье спокойной, безмятежной жизни.

А мятежей мне не надо, всех революционно настроенных личностей хочется послать в анналы истории, причем поглубже.

Вот только здоровье, обиженное, видимо, моим невниманием к его персоне в последнее время, решило напомнить о себе. Причем в довольно грубой форме.

Первый раз это случилось сразу после празднования Нового года. Мы только-только вернулись с дачи Левандовских, Ника утопала в свою комнату, Катерина возилась на кухне, а мы с Лешкой, уютно устроившись на диване, смотрели очередную праздничную белиберду.

И вдруг – острая, пронзающая боль в груди. Причем не на месте раны, а прямо в сердце. Словно кто-то воткнул в меня нож. Я запнулась на полуслове и замерла, не в силах ни вдохнуть, ни пошевелиться. Сказать, что Лешка тогда испугался, – ничего не сказать. Помню его бледное до синевы лицо, дрожащие губы, переполненные страхом глаза. Он вызвал неотложку, та приехала довольно быстро, что для провалившейся в двухнедельный праздничный марафон Москвы является скорее исключением. Даже для платной медицинской помощи.

Но самое интересное, что к моменту приезда «Скорой» моя боль исчезла. Именно исчезла, точно так же, как и появилась, – мгновенно, словно нож вынули. Врачи, конечно, провели все предусмотренные манипуляции: сняли кардиограмму, измерили давление, пульс – отработали, в общем, стоимость вызова. Все оказалось в норме, хоть завтра в космос запускай. Ворчать, разумеется, никто не стал, но на физиономиях эскулапов, когда они сворачивали свою аппаратуру, довольно четко, словно их подержали над огнем, проступила надпись: «Совсем обнаглели, вызывают на каждый чих, да еще и в праздничный день! Звезды, понимаешь!»

Лешка до самого вечера обращался со мной, словно с фарфоровой вазой династии Мин, купленной на аукционе Сотбис за полмиллиона долларов. Пока не получил от вазы тапкой в лоб.

Но к моему (вернее, нашему общему) врачу муж меня все-таки загнал. Владилен Павлович, пожилой одышливый толстяк, был врачом от Бога. Прекрасный диагност, опытнейший специалист, обладающий прекрасной памятью, что позволяло ему помнить всю историю болезни каждого из своих пациентов. А еще, что немаловажно в нашем случае, доктор Горчаков умел хранить врачебную тайну. Работал он в одной из престижнейших клиник Москвы, и среди его подопечных было много важных персон. Я уверена, что папарацци не единожды пытались выведать у дражайшего Владилена Павловича что-нибудь интересненькое, желательно грязненькое. С таким же успехом можно было расспрашивать памятник работы Зураба Церетели.

В общем, нудный Майоров под угрозой срыва его гастролей заставил меня обратиться сразу после праздников к доктору Горчакову. Тот разволновался до чрезвычайности, ведь моя медкарта с недавних пор являла собой пособие для начинающего врача. Меня снова прогнали по кругу разнообразнейших обследований – все оказалось в норме. С меня было взято честное-пречестное слово явиться на очередное рандеву ровно через месяц, а если вдруг не дай бог что – звонить сразу ему, Владилену Павловичу.

После чего Лешка с относительно спокойным сердцем уехал.

А через пару дней после его отъезда случилось то самое не дай бог что. Правда, на этот раз боль прожгла живот. А если учесть, что произошло это в момент, когда я находилась за рулем автомобиля, последствия могли быть довольно печальными.

Но унылые последствия своего выхода на сцену так и не дождались. Я за последние полгода --">