Анатолий Иванович Трофимов - По пятам

приходил гражданин, интересовался у служащего этими сроками. Сказал, что должен двенадцать тысяч червонцев Кондюрину, который требует вернуть их. Если Кондюрину рано платить по векселям, то он, этот гражданин, погодит отдавать...

— И этот гражданин, — перебил Заразилов, — был одет... Ведь ты догадался, Степша, спросить, как он был одет? И тебе служащий банка сказал, что должник Кондюрина был одет в синюю суконную поддевку, а на голове — лохматая шапка из волчатины?

Спиценко заморгал глазами:

— Я спросил. Именно так и сказали — в волчьей шапке. Но вы-то откуда знаете?

— Я не знаю. Я только подумал. И вот почему. Жертвы связаны новой ламповой тесьмой. Я прогулялся по торговым лабазам и познакомился с некой начинающей коммерсанткой Марфой Шарафутдиновой. Утром она продала четыре аршина тесьмы. Запомнить поддевку и шапку покупателя, который берет чёрт те сколько лампового фитиля, не так уж трудно.

Федор Заразилов тоже был молод и потому, сверкнув темными лукавыми глазами, добавил:

— А я знаю, братцы, что у этого человека не было одного переднего зуба.

— Марфа сказала?

— Нет. Она сказала, что кроме фитиля он купил пачку папирос «Ада». Вот окурок. Я его подобрал здесь, у крыльца. Видишь, вмятины от зубов? По краям вдавлено, а посредине — нет.

Кряжистое тело Петра Иовлева тряслось от смеха.

— Шер-рлоки...

— А что, что? — заегозил Коля Захаров. — Я вот тоже... Я вот знаю, что один был обут в сапоги с косой колодкой номер двадцать семь. Под навесом, где девчонка убита, след имеется. Ведь и это надо, Федор?

— Да, надо. В нашем деле все надо, Коля... Тем более, что такой след обнаружен и около трупа Клестова, застреленного 2 ноября. Итак, подведем итоги. Бандитов было двое или трое. Один в синей поддевке и волчьей шапке. У второго сапоги с косой колодкой номер двадцать семь. Приехали на телеге. Лошадь, надо полагать, та самая, которую взяли у Клестова, — рыжий мерин. Теперь у них еще и рыдван с серой кондюринской кобылицей. Будем искать. Будем искать волчью шапку, рыжего мерина, суконные тулупы, платья с блестками и тюки с мануфактурой Егорьевско-Раменского треста.

14 ноября 1923 года. Город Нижний Тагил

Дверь обита железом. В ней, на высоте человеческого роста, квадратное зарешеченное оконце размером в ладонь. К косяку и двери приделаны две железные скобы, охваченные дужкой увесистого замка.

Андрей Шашуков, двадцатилетний милиционер, почти неотрывно смотрел на зарешеченный квадратик и внутренне вздрагивал, когда в этом квадратике появлялись два голубых жгучих глаза. Вот и опять они выставились. Пересиливая робость, Андрей постукал прикладом винтовки о стертые половицы исправдомовского коридора и со всей строгостью, на которую был способен, приказал:

— Эй, ты, убери гляделки, не то штыком пырну!

Арестованный укоризненно произнес:

— Ах, как это жестоко, дружочек. Здесь же темно, крысы бегают...

— Поговори еще...

Андрей Шашуков, когда его назначили охранять двух убийц, содержащихся в исправдоме № 8, готовился к встрече со звероподобными дядьками: и рост — головой в потолок, и черная тряпица наискось по глазу, и бороды нечесаные. Оказались мужики как мужики. Этот курчавый, с голубыми глазами, вообще черт знает что. Господинчик. Чуть старше его, Шашукова. А голос какой — артист да и только! Наверное, от девок отбою не было. И ведь надо думать: человека ему зарезать — все равно что курицу.

Отогнав голубоглазого от двери, Андрей нащупал бумажку в кармане штанов, поднес к глазам. На круглом, простодушно-губастом лице его появилась ухмылка. «Фамилии-то. Николай Зось, Павел Ренке... Не иначе, из буржуев. Ишь, опять горло дерет!»

Из камеры доносился приятный, хорошо поставленный альт:

Сиреневый купол навис над горами,

Осыпанный россыпью звезд.

Душой изнуренной я мчуся за вами

На крыльях несбыточных грез...

Милиционер сердито пнул в железную обивку.

— Ты чего казенные сапоги бьешь? — раздалось над ухом Андрея Шашукова.

Андрей и не заметил появления старшего милиционера Быкова.

— Да вот, Егор Сергеевич, бандюга хайло раззявил...

— Ладно. В больницу приказано отвести. Отпирай.

Шашуков загремел запором, распахнул тяжелую скрипучую дверь и крикнул в затхлую темноту:

— Подследственные, выходи!

Первым вышел на свет Павел Ренке, невысокий шатен с крючковатым носом. Застегнул --">